Исследователь тех событий отметил: 'В этой помеси наживы и мести участвовали почти все части Добровольческой армии‚ все лучшие ее полки – и 'дроздовцы'‚ и 'марковцы'‚ и 'волчанцы'‚ и казаки 'Дикой дивизии'‚ и донцы Мамонтова‚ и 'шкуровцы'‚ и пластуны‚ и кубанцы‚ и терцы‚ и ингуши‚ и чеченцы‚ и прочие народности... В погромах одинаково участвовали как командиры частей‚ аристократы-гвардейцы‚ кадровые офицеры‚ казацкие старшины‚ так и рядовая масса солдат и казаков...'
В августесентябре 1919 года кавалерийский корпус генерала К. Мамонтова совершил рейд по тылам Красной армии‚ занял Курск‚ Тамбов‚ Воронеж‚ Орел. Мамонтов призывал местное население: 'Вооружайтесь и поднимайтесь против общего врага нашей Русской Земли‚ против жида-большевика- коммуниста... завоевавших нас в рабство‚ уничтоживших нашу веру‚ нашу церковь...' Погромы прошли в Балашове‚ Белгороде‚ Ельце и Козлове; в этих городах было очень мало евреев‚ а потому казакам пришлось потрудиться‚ разыскивая их. Кавалерийский корпус с триумфом вернулся назад‚ и обоз с награбленным добром растянулся на многие километры.
Не случайно В. Шульгин опубликовал статью под заголовком 'Взвейтесь‚ соколы... ворами!'‚ назвав Доброармию 'Грабьармией'‚ которая деморализовалась из-за непрерывных погромов и не желала больше воевать. О том же говорил Деникин на встрече с представителями еврейских общин России и Украины: 'Трудно ожидать чего-нибудь доброго от людей‚ совершенно оподлившихся. Это ведь не добровольцы‚ идейно шедшие в армию... это настоящий сброд'. И он же признал уже в эмиграции: 'Добровольческая армия дискредитировала себя грабежами и насилием...'
Барон А. Будберг‚ военный министр в правительстве А.Колчака (из дневника): 'В армии развал; в Ставке безграмотность и безголовье; в правительстве нравственная гниль‚ разлад и засилье честолюбцев и эгоистов; в стране восстания и анархия‚ в обществе паника‚ шкурничество‚ взятки и всякая мерзость; наверху плавают и наслаждаются разные проходимцы‚ авантюристы. Куда же мы придем с таким багажом!..'
Барон П. Врангель‚ командующий Белым движением в Крыму: 'Армия‚ воспитанная на произволе‚ грабежах и пьянстве‚ имея начальников‚ которые примером своим развращали войска‚ – такая армия не могла создать Россию'.
4
Из еврейских воспоминаний времен Гражданской войны.
Киев‚ осень 1919 года: 'Вот все и кончилось. Вот внизу казаки‚ переругиваясь‚ отвязывают лошадей‚ приторачивают к седлам сумки с награбленным‚ вскакивают в седла... Вот раздается топот. Они умчались... Мы остаемся одни. И вдруг в передней слышатся чьи-то осторожные‚ вкрадчивые шаги. На пороге столовой появляются какие-то типы с бегающими глазками‚ но‚ увидев нас‚ шарахаются назад. Только позже я поняла‚ кто это: мародеры. Они надеялись увидеть здесь трупы и ограбить мертвых... К нам в этот день больше не ломились‚ но воздух кругом был наполнен криками‚ стонами и похожими на набат беспрерывными ударами меди о медь. Это обреченные‚ когда к ним подступали насильники‚ били пестиками в медные тазы для варенья‚ которые висели на кухне у каждой киевской хозяйки. На что надеялись они? На помощь? Но кто мог и кто решался оказать им помощь? Этот набат означал крик отчаяния: 'Люди‚ мы погибаем!..'
Екатеринослав: 'Шесть недель подряд‚ изо дня в день‚ из ночи в ночь‚ над Екатеринославом стон стоял – в буквальном смысле слова. По ночам город выл страшным звериным воем. То жители... пытались отпугнуть грабителей‚ осаждавших дома... Каждую ночь жители уходили из квартир: жутко быть ограбленным в одиночку. Собирались всем домом во дворах и ждали. По вымершим улицам передвигались группы теней – от дома к дому. Казаки под предводительством офицеров‚ вооруженные до зубов‚ храбро шли на обывательские квартиры... Подходят к воротам. Стучатся... 'Откройте!' В ответ раздается многоголосое звериное: 'О-о-о... А-а-а... О-о-о...' Наутро на всех базарах идет бойкая торговля. Награбленное добро быстро разбирается скупщиками. Обобранные жители покупают у грабителей собственные вещи... А ночью снова мрак‚ тени‚ хохот‚ пьяная песня и вой со дворов: 'А-а-а... О-о-о...' Беззащитность взывает к небу – больше не к кому...'
Железнодорожная станция: 'На пути стоит поезд‚ ожидающий отправки в Екатеринослав. Нескончаемый ряд теплушек‚ переполненных пассажирами... Тишина и пустынность. И вдруг – живые‚ громкие голоса. Группа теней идет по платформе вдоль поезда‚ от вагона к вагону... Стучат нагайкой у открытых дверей: 'Кто тут евреи? Выходи'. Молчание. 'Которые евреи – выходи‚ говорят'. Никто не выходит. И вдруг слышится радостно предупредительный голос из вагона: 'Вот... Вот тут евреи...' Две фигуры‚ вытолкнутые услужливыми руками‚ в смертном ужасе останавливаются перед казаками. 'Идем'. Их ведут к следующему вагону. 'Евреи есть?' – 'Есть‚ есть'‚ – радостно откликаются оживленные голоса. Еще четыре человека изъяты из вагона. Ловцы идут дальше: 'Евреи‚ выходи...' И раскатистый‚ разухабистый смех... Особенно – бабий. Спавшая неподалеку от меня женщина подняла голову‚ поглядела вслед казакам и спросила: 'Чего это?' – 'Евреев забирают'‚ – спокойно деловым тоном сообщил сосед-мешочник. 'Так им и надо'‚ – изрекла удовлетворенно баба и опустила голову на мешок...'
Поезд: 'Мы едем. В вагоне нескончаемые разговоры о большевиках и евреях. Мешочник‚ мастеровой‚ сельский учитель‚ конторщик‚ студент‚ баба немытая и дама в завитушках – все трогательно солидарны. Непрерывно стучит в ухо: 'Жиды... жиды... жиды...' И кажется‚ колеса вагона выстукивают мерно и злобно: 'Жид... жид... жид... жид...' На каждой станции – на стенах‚ заборах‚ водокачке‚ вагонах – тот же героический‚ возвышающий душу лозунг: 'Бей жидов – спасай Россию'... Прибыли в Харьков. По улице с песней проходили войска. 'Папа‚ – окликнул меня сын‚ – ты слышишь‚ что они поют?' Я вслушался. Ровным‚ молодцеватым шагом шла регулярная армия со знаменами‚ с офицерами впереди. Уже не казаки – пехота. И зычно в ясном тихом июльском воздухе гремела песня:
За литургию‚
И дружно: 'Бей жидов
И спасай Россию...'
5
С декабря 1919 года началось стремительное отступление Добровольческой армии; она распадалась на отдельные отряды‚ за которыми двигались гигантские обозы с беженцами. Деморализованные‚ озлобленные неудачами солдаты и офицеры вымещали свои чувства на еврейском населении; ненависть к евреям стала патологической до такой степени‚ что отступавшие теряли порой человеческий облик, и теперь уже нельзя было откупиться деньгами или драгоценностями. Еврейские делегации упрашивали пощадить население, но их не желали слушать; в Макарове Киевской губернии изрубили саблями стариков местечка, умолявших казаков не губить жителей. Пощады не давали никому‚ пытавшихся убежать ловили арканами и убивали самыми зверскими способами. Нагружали возы еврейским имуществом‚ устраивали огромные костры и сжигали все‚ что не могли унести с собой; еврейские дома и лавки обливали керосином и выжигали целые улицы. Тысячи жителей лишились крова в Богуславе, Фастове, Белой Церкви, Шполе, Корсуни, Томашполе и в других местах.
'Никогда еще казаки не выказывали такой ненависти к евреям... – сообщали из городов и местечек. – Они скрежетали зубами... Убивали каждого‚ кто попадался под руку... Была пьяная и кровавая оргия‚ изощрение озверелых людей‚ которые никак не могли напиться досыта еврейской кровью...'
В. Шульгин‚ из воспоминаний: 'В одном месте мальчишка лет восемнадцати с винтовкой в руках бегает между развалинами разгромленных кем-то (нашими? большевиками? петлюровцами? бандитами? – кто это знает?) кварталов. 'Что вы там делаете?' – 'Жида ищу‚ господин поручик'. – 'Какого жида?' – 'Да тут ходил...' – 'Ну ходил... А что он сделал?' – 'Ничего не сделал... Жид...' Я смотрю на него‚ в его молодое‚ явно 'кокаиновое' лицо‚ на котором все пороки... Ищет жида с винтовкой в руках среди бела дня. Что он сделал? Ничего – жид...'
Добровольческая армия находилась на территориях со значительным еврейским населением с июня 1919 по март 1920 года. На ее счету оказалось около трехсот погромов‚ которые выделялись среди прочих
