Димыч взглянул строго, сказал серьезно:
– Глядел на тебя.
– Чего глядеть? – пыхнула. – Вон, молодых сколько... На них и гляди.
Димыч ответил кратко:
– Кому что.
Помолчали. Поглядели друг на друга.
На сиденье у Димыча расстелена газета, а на ней – хлеб, лук, соль, помидоры, сало кубиками. В термосе – чай.
– Садись, – позвал. – Поешь.
– Не хочу я... Душно.
– Помидор возьми.
– Помидор возьму.
Димыч откусил кусок хлеба, обмакнул лук в соль, тоже откусил, потом взял помидор, потом сало.
– Чаю попей.
– Жарко...
– Жарко, – согласился и выпил стаканчик. – Жарко, а хорошо.
Аня облокотилась о капот, спросила лениво:
– Как с планом?
– Нормально.
У Димыча всегда нормально. Димыч в ударниках ходит, рядом с Аней на почетной доске висит, парочкой, всем на загляденье. Здоровый, ленивый: как сядет с утра за руль, так до вечера не вылезет. Ездит спокойно, не торопясь, с пассажирами балагурит, с машиной разговаривает. Будто не на такси – на волах возит. Хитрый, черт, опытный: знает, куда податься в неходовые часы, какого пассажира взять. Другие без толку гоняют по городу, высунув языки, а у него без спешки – всегда план.
– Ну, как? – спросил.
Аня будто не поняла:
– Чего как?
– Не надумала?
Уже давно сделал ей Димыч официальное предложение, только она в парк пришла. И повторяет его постоянно, по разу на месяц.
– Нет, Димыч, не надумала.
– Думай. Мне не к спеху.
Аня потупилась, подергала платок за хвостики, поглядела прямо в глаза.
– Димыч, – сказала твердо. – Я Егора не брошу.
– Ты не бросишь, – согласился.
– И Егор меня не бросит.
Димыч промолчал. Опять откусил кусок хлеба, макнул лук в соль, потом взял помидор, потом сало.
– Не бросит! – крикнула. – Не бросит... Чего ждешь, словно сыч? Не сбудется по-твоему... Не сбудется!
Димыч прожевал кусок, сказал ласково:
– Неспокойно тебе, Анюта.
– Неспокойно... – подхватила. – Ой, неспокойно! Я, Димыч, трясусь над ним.
– Вижу.
– Ночей не сплю.
– Ясное дело.
– Страшно, Димыч...
– Куда там.
– Я ведь знаю, знаю: с тобой будет спокойно.
Димыч поглядел глазами рачьими, важно кивнул головой.
– За мной, – сказал, как за стеной.
– Знаю, Димыч...
– Я, Анюта, хозяйственный.
– Знаю, Димыч, знаю...
– Я бы с тебя пушинки сдувал.
– Знаю, Димыч... – А в глазах уже слезы. – Да я прикипела к нему – не отодрать. И не надо. Не хочу по-другому!
– Эх, Анюта, – грустно и невпопад сказал Димыч. – Горе ты мое.
– Горе, Димыч, горе...
Стало так тошно, такая тоска навалилась: сердце тисками сжало.
– Димыч, свези... Свези домой, Димыч!
Димыч подумал чуточку, поглядел на длинную очередь сзади, потянулся к счетчику.
– Сидай.
И сразу, вроде, преобразился:
– Эх, кормилица! Застоялась, родимая!
Включил стартер, но машина не завелась.
– Смотрите, – сказал, – она на меня обиделась. Я ел, она – нет. Прости, родимая: по пути заправимся.
Со второго раза машина опять не завелась.
– Не хочет, – сказал сокрушенно. – Уже дома, в стойле: чего обратно бежать?
– Димыч... Я так доеду.
– Ты что... – Наклонился к приборной доске, сказал с укоризной: – Глупая! Ты погляди, кого везем. Не позорь хозяина.
После этого машина завелась.
– Умница, – похвалил. – Вот за это люблю. Побежали, хорошая, прокатим Анюту.
И они поехали.
Аня приткнулась к дверце, молча глядела вперед, а Димыч привычно хлопал широкой ладонью по рулю, говорил, как с живой:
– Чего разбежалась? Ну, чего? Вот остановлю, будешь тогда знать. Куда? Куда поворачиваешь? Не видишь – знак. Умница! Не торопись. Обходи потихоньку. А этого пропустим. Этого дурака мы пропустим. Вот так. Молодец! Понимаешь, чего надо... – И вдруг: – Что ж ты, падлина, подпрыгиваешь?
Так они и ехали. И приехали на ту улицу. Завернули под арку. Встали у калитки.
– Угощаю, – сказал Димыч и выключил счетчик.
Посидели. Помолчали.
Прошла мимо старая женщина со старой собакой на поводке. Обе дышали тяжело, со свистом, ноги переставляли неуверенно, с трудом.
Аня поглядела вслед, сказала с тоской:
– Димыч...
– Ай?
– Так и помрешь холостяком?
– Так и помру.
– Ты бы женился, Димыч. Старому плохо.
– Без надобности, – твердо сказал он. – Лишнее это дело.
– А если я?.. – крикнула. – Я если?
– Ты – другая статья.
Взял термос, налип стаканчик:
– Чаю хочешь?
– Ничего я не хочу, Димыч... Покоя хочу, покоя.
– Покоя у тебя не будет, – пообещал. – Не жди.