С 'пулей' в голове

Генадий Ануфриев С 'пулей' в голове

Ксил еще раз окинул взглядом свое новое жилище и остался доволен. Расположенное на Фиолетовом плоскогорье, оно получало достаточно тепла и света и в то же время было надежно защищено Розовым хребтом от холодных ветров, всегда дующих в одном направлении.

Жилище оказалось уютным. Ксилу пришлось лишь слегка расширить полость в одном из многочисленных курганов да нанести на стену изображение гигантской птицы Банипу, чтобы после первой же охоты на новом месте она могла получить свою долю. Рассказывают, что когда Банипу с оглушительным ревом пролетает над Миром, то ее тень накрывает целые долины; а однажды, когда она села, ее чудовищный хобот всосал в себя несколько селений; улетая же, она унесла на своих липких лапах множество соплеменников Ксила. Правда, это случилось до его рождения, и самому ему увидеть Банипу пока не довелось.

В жилище потемнело, и Ксил обернулся. Загородив собой вход, на пороге стоял Ботт.

— Барра! С новосельем, Ксил! — одна из рук Ботта, удлинившись на треть, ощупывала стену. — Пожалуй, твое новое жилище получше прежнего!

Ксил молча смотрел на пришельца.

— Не хочешь даже поздороваться? — стебельки глаз Ботта заколыхались от злости. Ксилу стало не по себе. Не зря говорят, что Ботт — телепат. — Барра! А кто нашел это место? Кто подсказал вам всем, как лучше строить жилища? Такова твоя благодарность?!

Взгляд Ксила упал на увесистый камень-булаву, лежащий возле ног.

— Ладно-ладно, ухожу, — ухмыльнулся Ботт. — Но мы еще поговорим — в другом месте!

Ксил с облегчением вздохнул. Ему не хотелось драться с Боттом прямо в своем жилище, но он понимал: рано или поздно поединок состоится.

Ксил вышел наружу. Все-таки надо отдать должное Ботту: выбрать место для поселения он умел. И придумывать всякие хитроумные штуки был мастер. Если бы не пугающая злобность и страстное желание подчинить себе каждого, его бы, наверное, давно избрали Правителем. Но неуемная жажда власти и стремление достичь этого любыми средствами заставляли большинство соплеменников сторониться Ботта. Ксил же испытывал к нему столь сильную неприязнь, что даже старался не разговаривать с ним, боясь выдать себя. Но, видимо, Ботт давно обо всем догадался.

Ксил двинулся в сторону Розового хребта. Почему бы не поглядеть, как устроился Таск? Это отвлечет от неприятных мыслей.

Таск встретил его перед своим жилищем. Вид у него был встревоженный.

— Ты ничего не слышишь? — спросил он вместо приветствия.

Беспокойство Таска передалось Ксилу. Только сейчас он осознал, что уже некоторое

время слышит непонятный шум. Похоже, этот шум усиливается. Таск глухо вскрикнул. Его рука резко удлинилась, указывая направление. Но Ксил уже сам все увидел.

Розовый хребет менял свой цвет. На него словно упала тень, которая становилась все темней. Сначала между вершинами, заполняя просветы, показалась какая-то бесцветная, но хорошо различимая масса. Она поднималась все выше, пока не выровнялась в одну сплошную линию, и вершины потеряли очертания, рухнули, исчезли под ее напором. Розового хребта не стало. Во всю ширину горизонта на них накатывался с отчетливым гулом гигантский вал.

— Бежим! — услышал Ксил крик Таска и бросился за ним. Послышались возгласы выскочивших из жилищ соплеменников. Они что-то кричали, но Ксил не обращал на это внимания. Таск свернул в сторону, и Ксил увидел нечто похожее на яйцо скальной птицы-бегунка, только величиной с приличный валун. Возле яйца кто-то копошился. Это был Ботт.

Ксил остановился как вкопанный.

— Ты что?! — хлестнул по ушам крик Таска. — Погибнешь! Только Ботт может нам помочь!

В отчаянии Ксил рванулся за ним. Ботт исчез внутри яйца. Следом протиснулся Таск. «Сюда, скорей!» — услышал Ксил его голос и не колеблясь прыгнул в зияющее узкое отверстие. Внутри был полумрак, он различил оскаленный рот Ботта, тот тоже что-то кричал, но Ксил не разобрал слов. Их заглушал доносившийся снаружи рев чудовищного вала, пожиравшего плоскогорье. Почва дрожала, и Ксил почти физически ощутил, как чудовищный язык слизывает скалы совсем близко. Ботт лихорадочно закрывал входное отверстие тяжелой крышкой. Стало темно. Яйцо затряслось так сильно, что Ксил решил: смертоносный вал настиг их. Потом он почувствовал страшный рывок. Ксилу показалось, что сердце прыгнуло вверх и застряло в горле. Он вздрогнул и потерял сознание.

Первое, что отметил Ксил, едва сознание вернулось к нему, — тишина. Он удивился тому, что мысль была ясной, хотя все тело ломило так, будто он скатился по крутому каменистому склону. И еще — не было темноты. Крышка сдвинулась, и в яйцо проникал слабый рассеянный свет. “Где мы?” — мелькнула мысль. Ксил разглядел лежащего неподвижно Таска. Конечности его были неестественно вывернуты, и Ксил понял: случилось самое худшее. Рядом шевельнулся Ботт, и Ксил напрягся. Один глаз Ботта описал окружность, изучая обстановку, другой был прикован к Ксилу. Ботт медленно поднялся, его члены двигались, восстанавливая силу и реакцию. Ксил заставил себя встать, принять боевую стойку. Взгляд Ботта сковывал движения, затуманивал сознание. Они молча стояли друг против друга, и Ксил понял: жить останется только один из них. Он оглядел внутренность яйца в поисках какого-нибудь оружия, и в этот миг Ботт бросился на него…

Подполковник демонстративно посмотрел на часы, и журналист выключил диктофон: интервью слишком затянулось.

— Последний вопрос, Вениамин Павлович. Почему именно эта картина, почему Рерих?

Подполковник помедлил с ответом.

— Вы знакомы с учением «Живой этики»?

— Слышал.

— Слышали. Вот и я, к сожалению, знаком мало. А надо бы изучить основательно. Запомнилась мне там такая фраза: «Пойте: песнь волков пугает». Хорошо сказано! Ведь каждая картина Николая Константиновича — как песнь! Хотя бы та же «Майтрейя-победитель». А с испуга можно и того, серной кислотой. Но стопроцентно утверждать не берусь: психиатрическая экспертиза назначена. И ведь вандалы покушаются на самые светлые, самые беззащитные, что ли, вещи. Вспомните «Данаю».

Помолчав, подполковник добавил:

— А представьте, что на картине существует. цивилизация! — увидев неподдельное изумление журналиста, он решительно продолжил: — А что? Белорусский ученый Альберт Вейник в книге «Термодинамика реальных процессов» предположил неограниченное множество различных количественных уровней вещества, составляющих Вселенную. И соответственно множество «разноуровневых» миров, отличающихся размерами, массами и иными характеристиками. И мы не знаем ни одного полного ряда ни для одного из уровней мироздания! Почему бы одному из таких миров, с совершенно иными характеристиками пространства- времени, чем у нас, не возникнуть, допустим, на картине?!

Нахмурившись, словно устыдившись своей длинной “ученой” речи, подполковник встал.

— Всего хорошего.

— До свидания. Спасибо за интервью.

Уже в дверях Бурцев услышал смягчившийся голос подполковника:

— Погодите. Может, это вам и неинтересно, а может, и пригодится. В общем, когда на выставке этот парень плеснул кислотой на картину, там один посетитель в обморок упал. И такой обморок, что в больницу увезли. Я звонил туда, интересовался — сказали, что-то странное с ним. Запомните на всякий случай: вторая клиническая.

— Огромное спасибо, Вениамин Павлович. Вы мне очень помогли.

Бурцев вышел на улицу. Вот тебе урок: никогда не суди о людях по первому впечатлению. Он остановился в раздумье. А что, может, и правда смотаться в больницу? Время есть. Вдруг из этого можно