передать сложно, где жесты, мимика и интонации имеют часто не меньшее значение, чем слова, поэтому я даже не пытался вникнуть в смысл шутливой беседы, которую затеял знаменитый комик.
Однако меня не угнетала низкая контактность с новыми знакомыми — я поражался красоте и изяществу великолепных подлинников редкостных картин древних мастеров, украшавших великолепную отделку помещения. Здесь стояли античные скульптуры высочайшего класса, мебель из редкостных пород дерева в таиландском стиле, кресло из слоновой, кости, множество изумительных антикварных ваз и позолоченных блюд с тонко исполненными портретами и пейзажами. Искусно созданное освещение придавало свежесть и торжественность несметному богатству мистера Бинара. Его профессия — перекупщик ценностей. Видимо, мое восхищение было настолько очевидным, что хозяин дома был тронут или моей простотой, или высокой эрудицией в искусстве. И тут Роберт Бинар взял меня под руку и вместе с переводчиком повел по лестницам. Оказывается, только снаружи дом смотрится как одноэтажное здание, заурядное, неказистое, без всякой привлекательности. На самом же деле в особняке еще два этажа уходят под землю. На нижнем этаже он пригласил нас посмотреть то, что не всем показывается, — удивительные, тончайшей живописи иконы. Я невольно залюбовался ими, хотя сами по себе ни дева Мария, ни Иисус Христос меня совершенно не интересовали. В свое время я учил закон божий, и за проделки преподаватель-поп ставил в классе на горох, а дважды я удостаивался стоять на коленях в церкви на паперти перед всем честным народом.
Возвращаясь домой, я спросил Алана Коула о мистере Роберте Бинаре. «О! Мистер Бинар весьма влиятельный человек и на своем богатстве делает хороший бизнес».
«Но почему музеи и галереи не закупят у него картины?»
«Да разве он сможет получить с государственной галереи деньги, какие ему дадут богатые люди? Никогда! Ну а зачем же ему терять прибыль за свои труды?»
В таком разъяснении ясно высвечивалась суть капиталистического бизнеса.
14 июня мы были приглашены на праздник цветов. Поэтому, рано встав и позавтракав, поехали во Дворец спорта Портленда. Зал был переполнен.
Тысячи цветов создавали непривычную, возвышенную обстановку всеобщего поклонения красоте. Зрители беспрестанно восторгались, аплодировали. Здесь я увидел обычных американцев в момент, когда забыты беспощадное стремление к бизнесу, безработица и бедность, грабежи и убийства, все то, что каждый день врывается в их жизнь.
Участники парада цветов затем проезжали через весь город, чтобы насладились зрелищем все — не только портлендцы, но а, те, кто приехал на празднество из других штатов Северной Америки.
Оттуда мы отправились в гости к Алану Коулу.
Хозяин в выгоревших льняных трусах вместе с сыном и незнакомыми нам двумя мужчинами прилагали все силы, чтобы стащить огромное синтетическое покрывало с бассейна. Покрывало было засыпано толстым слоем вулканической пыли.
Поприветствовав хозяйку дома миссис Макси Коул и ее сестру, хлопотавших на кухне, мы тут же бросились помогать Алану Коулу. N
Когда наконец все было сделано, хозяева нарядились к торжеству. Гостеприимство и качество блюд достойно самых высоких оценок. Мы долго сидели за столом, разговоры не прекращались ни на минуту.
Меня заинтересовало, почему одной семье нужно так много машин. Я насчитал пять автомобилей рядом с домом.
Коул ответил: «Моих только три — микроавтобус шевроле», который вам уже известен, легковая — для выездов на приемы и повседневная легковая японской марки. Две остальные принадлежат жене и сыну. У нас нет загородного общественного транспорта, как в зашей стране…»
«А на какие деньги куплен автомобиль сыну?»
«Он у нас работящий парень — с малых лет в каникулы работал и чистильщиком обуви, и разносчиком газет, а потом окончил вечерние курсы и овладел машиной для подъема и внутрипортовой перевозки грузов, — с гордостью сказал Алан Коул и добавил: — Конечно, в каникулярные дни большого бизнеса не сделаешь. Тут уж Макси и я вступили в пай. Тем более что на будущий год собираемся его женить…»
Уже к вечеру с большим трудом мы упросили хозяйку дома отпустить нас, так как я еще должен побывать в одном из аэроклубов.
15 июня сразу после завтрака Дик Боун повез нас в Портленд на автомобильные гонки.
Эллипсовидный трек с деревянными трибунами устроен так, что самые сложные, рискованные повороты мчащихся гонщиков зритель не видит из-за находящихся в середине деревьев и кустарника. Сначала состязались специальные гоночные машины с маломощными двигателями. Затем был заезд легковых машин. Зрителей много. Здесь мужчины, женщины и дети. Рядом настоящая ярмарка с товарами на все вкусы детей и взрослых.
По радио комментаторы усиливают накал состязаний и напряжение зрителей сообщениями о двух перевернувшихся машинах. Гонщик одной, как я понял, уже при смерти, другой сломал ногу.
Перед нашими трибунами легковая машина врезалась в автопокрышки, ограждающие трек, раненого водителя вытащили и посадили в санитарную машину.
«Без серьезных происшествий автогонок в Америке не бывает», — заметил мой сосед. И тут вдруг Дик Боун сообщает, что Алан Коул занял в состязаниях приличное место.
«Алан Коул? Гонщик?» — изумился я.
«Да! Еще какой з'аядлый! К тому же его строгая Макси улетела в гости к подруге на Филиппины», — улыбаясь ответил Дик Боун.
Три дня, оставшиеся до юбилейного торжества у чкаловского мемориала, прошли в поездках, встречах со старыми друзьями и новыми знакомыми. Мне пришлось встречаться и с губернатором штата Орегон, и вице-губернатором штата Вашингтон, и побывать в гостях у преуспевающего бизнесмена Фреда Нетта. Множество встреч и впечатлений за такой, казалось бы, короткий срок. В эти же дни к нам присоединился наконец и политический обозреватель телевидения Дружинин.
Все с нетерпением ждали торжественного дня, 20 июня.
А накануне вечером мы отправились в Портлендский аэропорт в клуб пилотов Северо-Запада, членами которого я и Беляков стали пять лет назад.
За эти годы в руководстве произошли изменения — ушел президент и организатор клуба доктор Грей, нет босса Тейлора. Не видно летчика по кличке Швед, который в прошлый приезд доставил нас из Сиэтла в Вашингтон на своем самолете. Говорят, что теперь он занимается торговлей самолетами. Изменилось название самого клуба — теперь его называют Колумбийским авиационным клубом.
Нас встретил у входа новый босс клуба с несколькими пилотами, которые были здесь на встрече с нами в 1975 году.
По заведенным в клубе правилам каждому из присутствующих предоставлялось право с помощью микрофона и усилителя рассказать анекдот, занятный случай.
Желающий поднимал руку, и ему протягивали микрофон на длинном шнуре.
Босс, видимо, славился веселым нравом и часто заставлял смеяться до слез своих друзей. Потом он представил новых членов клуба, а вслед за этим попросил Федосеева представить советских гостей. В конце концов микрофон оказался в моих руках.
Ну что может сказать летчик летчику, если они родились в странах, отдаленных друг от друга на тысячи километров и исповедуют различные идеологии?
Я сказал просто: «Летчики соединяют людей различных континентов и тем самым устанавливают взаимопонимание, создавая условия мирного сосуществования. Но летчики могут встретиться как противоборцы, с оружием в руках.
Мне кажется, что лучше всего возить пассажиров и мирные коммерческие грузы, а не атомные бомбы.
За мир и дружбу между нашими великими народами!»
Американские пилоты долго аплодировали. Многие подходили пожать мне руку, просили дать автограф. Президент клуба снял фотографию со стены клуба и попросил расписаться на памятном снимке 1937 года. Я показал на снимке автограф 1975 года, но меня попросили расписаться еще и в 1980 году.
