Г. А. Бекеръ
Miserere
Н?сколько м?сяцевъ тому назадъ, осматривая знаменитое Фитерское аббатство и разбирая н?которыя книги въ его заброшенной библіотек?, я нашелъ въ одномъ изъ ея закоулковъ дв?-три довольно старыя нотныя тетради, покрытыя пылью и уже немного обглоданныя крысами.
Это было Miserere.
Я не учился музык?; но я такъ люблю ее, что, даже ничего не понимая, беру иногда партитуру какой нибудь оперы и провожу свободные часы, перелистывая ея страницы, разсматривая группы бол?е или мен?е скученныхъ нотъ, линіи, полукруги, треугольники и т? знаки, похожіе на запятыя, что обыкновенно называются ключами — и все это ровно ничего не понимая, безъ мал?йшей выгоды для себя.
По своей всегдашней привычк? я просмотр?лъ тетради и прежде всего обратилъ вниманіе на то, что, хотя на посл?дней страниц? и стояло латинское слово finis, столь обыкновенное во вс?хъ музыкальныхъ произведеніяхъ, — но на д?л? Miserere не было окончено, такъ какъ музыка доходила только до десятаго стиха.
Безъ сомн?нія, это первое, на что я обратилъ вниманіе; но едва я немного пристальн?е вгляд?лся въ нотные листы, меня поразило еще бол?е, что вм?сто обыкновенныхъ италіанскихъ словъ: maestoso, allegro, ritardando, piu vivo, a piacere, ynoтребляемыхъ везд?,- тутъ были строчки, мелко исписанныя, по н?мецки, и изъ нихъ многія предписывали вещи необыкновенно трудныя для исполненія, какъ наприм?ръ: трескъ… трещатъ кости, и должно казаться, что вопли исходятъ какъ-бы изнутри ихъ…..; или еще: струна звенитъ, но не пронзительно, металлъ гремитъ, не заглушая; такъ что звучитъ все, но ничто не сливается, и все — это челов?чество, рыдающее и стенящее, — и наконецъ, несомн?нно самая оригинальная изъ вс?хъ, внизу посл?дняго стиха, гласила сл?дующее: звуки — кости, облеченныя плотью, неизсякаемый св?тъ, небеса и ихъ гармонія… сила! сила и н?жность.
— Не знаете ли вы, что это такое? спросилъ я у сопровождавшаго меня старичка, когда мн? удалось наполовину перевести эти строки, точно написанныя сумасшедшимъ.
Тогда старикъ разсказалъ мн? легенду, которую я сейчасъ вамъ сообщу.
I
Много л?тъ тому назадъ въ темную и дождливую ночь къ воротамъ Фитерскаго аббатства явился странникъ и подросилъ огня, чтобы высушитъ свое платье, кусокъ хл?ба, чтобы утолить свой голодъ, и какого нибудь уб?жища, чтобы онъ могъ дождаться утра, чтобы продолжать свой путь при св?т? дня.
Монахъ, къ которому онъ обратился съ этой просьбой, предложилъ ему свой скромный ужинъ, свою убогую постель и свой пылающій очагъ, и когда путникъ отдохнулъ немного, началъ разспрашивать его о ц?ли его странствія и о томъ, куда онъ направляется.
— Я музыкантъ, — отв?чалъ странникъ; — я родился очень далеко отсюда, и когда-то пользовался въ моемъ отечеств? большой славой. Въ молодости я употреблялъ свое искусство, какъ сильное орудіе соблазна, и съ помощью его разжигалъ страсти, которыя увлекли меня къ преступленію. Въ старости я хочу употребить на добро т? способности, которыя обращались на зло, и искупить свою вину т?мъ самымъ, за что могу быть осужденъ.
Такъ какъ загадочныя слова незнакомца показались послушнику недостаточно ясными. а любопытство начинало въ немъ пробуждаться, то подстрекаемый имъ, онъ продолжалъ свои разспросы, и его собес?дникъ продолжалъ такъ:
— Въ глубин? моей души я оплакивалъ преступленіе, которое совершилъ; но, моля Бога о помилованіи, я не находилъ достаточно сильныхъ словъ для выраженія моего раскаянія; какъ вдругъ однажды мн? на глаза случайно попалась священная книга. Я открылъ эту книгу и на одной изъ ея страницъ нашелъ великій вопль истиннаго раскаянія, — псаломъ Давида, который начинается словами Miserere mei, Domine! [1] Съ той минуты, какъ я прочелъ эти строфы, единственнымъ моимъ помышленіемъ сд?лалось отыскать такую веіикол?пную, такую возвышенную музыкальную форму, которая могла бы достойно выразить величественный гимнъ скорби Царя-пророка. Я не нашелъ ея; но если мн? удастся выразить то, что я чувствую въ своемъ сердц?, то, что смутно звучитъ въ моемъ мозгу, — я уб?жденъ, что сочиню такое дивное Miserere, какого еще не слыхивали смертные, столь потрясающее и раздирательное, что при первыхъ его звукахъ сами архангелы въ слезахъ возопятъ вм?ст? со мною ко Господу: «умилосердись!» И Господь умилосердится надъ своимъ б?днымъ созданіемъ.
Тутъ странникъ замолчалъ на минуту, вздохнулъ и сталъ продолжать прерванную нить своего пов?ствованія.
Послушникъ, н?сколько челов?къ, принадлежащихъ къ аббатству, и два-три пастуха монастырской фермы, собравшихся вокругъ очага, слушали его въ глубокомъ молчаніи.
— Съ т?хъ поръ, — продолжалъ онъ, — я исходилъ всю Германію, всю Италію и большую часть этой страны, классически изв?стной религіозной музыкой, и все еще не слыхалъ ни одного Misererе, которымъ- бы могъ вдохновиться, р?шительно ни одного, а слышалъ ихъ столько, что могу сказать — слышалъ вс?.
— Вс?? — сказалъ тогда одинъ изъ пастуховъ, прерывая его. — А вы уже слышали горное Miserere?
— Горное Miserere! — воскликнулъ музыкантъ съ изумленнымъ видомъ. — Это что за Miserere?
— Такъ я и зналъ, — пробормоталъ пастухъ и зат?мъ произнесъ таинственнымъ голосомъ:- это Miserere, которое слышатъ случайно только т?, кому приходится, какъ мн?, день и ночь ходить за стадомъ по частымъ кустамъ и по скалистымъ горамъ. Про него существуетъ ц?лая легенда и очень старинная; но она столько-же правдива, сколько сначала можетъ показаться нев?роятной. Вотъ что она гласитъ:
Среди самыхъ дикихъ скалъ, окаймляющихъ долину, въ глубин? которой находится это аббатство, много л?тъ тому назадъ… да что я говорю, — много л?тъ! много в?ковъ тому назадъ, — былъ знаменитый монастырь. Эготъ монастырь воздвигъ на свой счетъ одинъ богатый вельможа, у котораго былъ сынъ, великій злод?й. Такъ вотъ, въ наказаніе за его злод?йства, отецъ и лишилъ его насл?дства и все свое имущество и вс? влад?нія зав?щалъ на сооруженіе монастыря.
Сначала все шло хорошо; но этотъ сынъ, который, какъ вы увидите, былъ сд?ланъ изъ чертовскаго матеріала, если только не былъ самъ сатана во плоти, пров?далъ, что его влад?нія находятся во власти монаховъ и что его замокъ превращенъ въ церковь. Тогда онъ собралъ н?сколькихъ разбойниковъ, своихъ товарищей по той постыдной жизни, которую началъ вести, покинувъ жилище отцовъ, и въ ночь на великій четвергъ, когда монахи собрались въ церковь, въ ту минуту, какъ они зап?ли Miserere, — поджегъ монастырь, разграбилъ церковь и, какъ разсказываютъ, не оставилъ въ живыхъ ни одного монаха. Посл? этого злод?йства разбойники со своимъ предводителемъ исчезли неизв?стно куда, быть можеть — въ самый адъ.
Пламя разрушило монастырь до основанія; только отъ церкви еще уц?л?ли развалины на вершин? того утеса, съ котораго струится водопадъ. Низвергаясь со скалы на скалу, этотъ водопадъ образуетъ ту самую р?чку, которая омываетъ ст?ны этого аббатства.
— Ну, а Miserere? — нетерп?ливо прервалъ музыкантъ.
— Подождите, — съ важностью возразилъ пастухъ;- все въ свое время. — И зат?мъ продолжалъ разсказъ:
— Окрестные жители ужаснулись этому преступленію; отъ отца къ сыну, отъ сына къ внуку пошли пов?ствованія о немъ въ длинные вечера; но что еще бол?е поддерживаетъ воспоминаніе о немъ, такъ это то, что каждый годъ въ ту ночь, когда монастыръ сгор?лъ, сквозь развалившіяся церковныя окна видно, какъ сіяютъ огни, слышится что-то врод? странной музыки, а въ промежуткахъ между завываніями в?тра
