дрожью, и холодъ проникъ до мозга его костей.
Въ это мгновеніе монахи произносили сл?дующія ужасныя слова Miserere:
Когда раздался этотъ стихъ и отголоски его пронеслись отъ свода до свода, поднялся отрашный, неистовый вопль, точно крикъ скорби, исторгнутый у всего челов?чества сознаніемъ его злод?яній, ужасающій крикъ, соединтвшій въ себ? вс? жалобы несчастія, вс? вопли отчаянія, вс? богохульства нечестія, — чудовщиный хоръ, достойный представитель смертныхъ, живущихъ въ беззаконіи и зачатыхъ во гр?х?.
То печальное и потрясающее, то подобное солнечному лучу, пронизывающему темную грозовую тучу, см?няя молніи ужаса молніями ликованія, п?ніе продолжалось, пока, внезапно преображенная, церковь не просіяла, залитая небеснымъ св?томъ. Обнаженные скелеты монаховъ облеклись плотью; св?тлые ореолы заблест?ли надъ ихъ головами; церковный куполъ разверзся, и сквозь него предстали небеса, подобныя океану св?та, отверстому взорамъ праведныхъ.
Серафимы, ангелы, архангелы и силы небесныя сопровождали гимномъ славословія сл?дующій стихъ, возносившійся къ престолу Господню, подобно гласу гармонической трубы:
«Auditiu meo dabis gaudium et laetitiara et exultabunt ossa liumiliata» [4] .
Тутъ разлившееся сіяніе осл?пило музыканта; виски его забились со страшной силой, въ ушахъ у него зазвен?ло, и онъ упалъ безъ чувствъ на землю и ничего бол?е не слыхалъ.
III
На другой день мирные монахи Фитерской обители, которымъ послушникъ сообщилъ о странномъ пос?щеніи предыдущей ночи, увид?ли незнакомаго странника, переступившаго ихъ порогъ съ бл?днымъ лицомъ и какъ-бы не помня себя.
— Что-же, услыхали вы, наконецъ, Miserere? спросилъ его съ н?которой насм?шкой послушникъ, переглянувшись украдкой со старшими монахами.
— Да, отв?чалъ музыкантъ.
. — Ну, какъ оно вамъ показалось?
— Я сейчасъ-же его напишу. Дайте мн? у себя уб?жище, — продолжалъ онъ, обращаясь къ настоятелю;- уб?жище и пищу на н?сколько м?сяцевъ, и я оставлю вамъ безсмертное произведеніе искусства — Miserere, которое загладитъ мою вину передъ Богомъ и обезсмертитъ мою память, а съ нею и память этого аббатства.
Изъ любопытства монахи посов?товали настоятеліо согласиться на эту просьбу; настоятель изъ состраданія, все еще считая музыканта сумасшедшимъ, р?шился ее исполнить, и, водворившись въ монастыр?, незнакомецъ началъ свою работу.
День и ночь онъ работалъ съ неутомимымъ усердіемъ. Иногда онъ вдругъ останавливался среди своего занятія и точно прислушивался къ чему-то, что звучало въ его воображеніи, и его зрачки расширялись; онъ вскакивалъ съ своего м?ста и восклицалъ: «Да, такъ, такъ, такъ, совершенно… да!» — и продолжалъ писать ноты съ лихорадочною посп?шностью, которая часто удивляла т?хъ, кто наблюдалъ за нимъ тихонько отъ него.
Онъ написалъ первыя строфы, зат?мъ сл?дующія, вплоть до половины псалма; но когда дошелъ до посл?дняго стиха, слышаннаго имъ въ горахъ, — то уже не могъ продолжать дальше.
Онъ написалъ одну, другую, сто, дв?сти черновыхъ — все напрасно. Музыка не передавала того, что онъ запомнилъ.
Тогда сонъ оставилъ его, онъ потерялъ аппетитъ, лихорадочный жаръ охватилъ его мозгъ, онъ сошелъ съ ума и наконецъ умеръ, не окончивъ Miserere, которое монахи сохранили, какъ р?дкость, посл? его смерти, и которое и до сихъ поръ сохраняется въ архивахъ аббатства.
Когда старичекъ окончилъ свой разсказъ, мои глаза невольно еще разъ устремились на старинную и пыльную рукопись Miserere, которая еще лежала открытой на одномъ изъ столовъ. «In peccatis concepit me mater mea..»
Эти слова стояли на страниц?, которая была у меня передъ глазами и, казалось, см?ялись надо мной своими нотами, крючками и закорючками, непонятными для профановъ въ музык?.
Я отдалъ-бы ц?лый міръ за то, чтобы прочесть ихъ.
Кто знаетъ, — можетъ быть, въ нихъ и не было безумія?
Примечания
1
Помилуй мя, Боже!
2
Помилуи мя, Боже, по велиц?й милости твоей!
3
Сe бо въ беззаконіи зачатъ есмь, и во гр?с?хъ роди мя мати моя.
4
Слуху моему даси радость и веселіе, и возрадуются кости смиренныя.
