называть симптомы. Про уверенность в себе там не было ни слова — миссис Доналдсон это бы отпугнуло, она всегда считала себя застенчивой.
А Гвен, которой она об этом опрометчиво рассказала, тут же отметила:
— Начнем с того, что ты терпеть не можешь раздеваться на людях.
— Не люблю, — согласилась мать, — но это же для пользы дела.
— Я думала, ты на больницы достаточно насмотрелась. Вот уж не знаю, что бы на это сказал папа. — Миссис Доналдсон часто казалось, что Гвен назначила себя его представителем на земле.
Занятие хоть и было достойное и, даже можно сказать, похвальное, дочь его таковым не считала: то, что мать собиралась делать, отдаленно напоминало работу натурщицы — здесь тоже требовалась некая доля бесстыдства и умение показывать себя обнаженной.
На самом деле миссис Доналдсон никогда не просили раздеваться, к чему некоторые пациенты были весьма склонны, — например, Терри всегда был готов облачиться в больничный халат, даже если болезнь, которую он изображал, вовсе этого не требовала.
Миссис Доналдсон полагала, что такая готовность снимать одежду сама по себе симптом, только чего, она сформулировать не могла, но понимала, что симптом это печальный и связанный с возрастом. И была счастлива, что у нее подобных поползновений нет.
— Я даже не считаю, что играю роль, — сказала она своей приятельнице Делии в буфете. — Просто что-то изображаю. Способ не быть собой.
Делия тоже была членом их труппы.
— А по-моему, приятно, когда на тебя смотрят, — сказала Делия, — хоть какое-то да внимание. В нашем-то возрасте мы для молодых как невидимки.
Пути их пересекались редко и очень немногие знали об их отношениях за пределами больницы, но случилось так, что тем утром Лора была на занятиях и даже взялась осматривать Терри вместо заливавшегося краской мистера Роузвелла, который, дойдя до ректального осмотра, сразу же пал духом.
— Нежнее, нежнее, — сказал ему доктор Баллантайн. — Представьте, что это ваша девушка.
Мистеру Роузвеллу, у которого девушки никогда не было, это мало помогло, а вот Лора справлялась куда лучше, настолько хорошо, что Баллантайн позволил себе выйти — поговорить по мобильному.
В этот самый момент миссис Доналдсон повалилась на стол и потеряла сознание.
Все смотрели на Терри, и на нее обратили внимание не сразу. Но потом сгрудились вокруг нее, кто-то приподнял веко и поглядел в устремленный в пустоту остекленевший глаз, а одна девушка — не Лора, другая — стала возиться с ее платьем: пыталась отыскать сердце.
— Я кого-нибудь вызову, — сказал Терри и, натянув трусы, схватился за мобильный. — Вы куда обычно звоните?
— Что за херня! — воскликнул Роузвелл. — У одного геморрой, у другой удар.
— Что, правда, удар? — спросил Минскип. — Я думал, это по сценарию.
— Нет, — сказал Терри. — Я бы знал. Она же мне вроде как жена.
— Как бы то ни было, — сообщил Роузвелл, — мы удары не проходили.
Возвращается доктор Баллантайн, и все сомнения по поводу серьезности ситуации отпадают. Оценив обстановку, он немедленно вызывает по мобильному команду реаниматологов. А затем, пока они не прибыли, решив не упускать шанс, обсуждает со студентами, какие меры следует принимать в подобных случаях.
— А может это быть стресс? — спросил Терри. — Она, когда пришла, уже была не в духе. Просто она из тех, кто все держит в себе.
Баллантайн пропускает его слова мимо ушей, просто говорит:
— Ну, куда они запропастились? Дорога каждая минута. Мы-то уже в больнице. А если бы это случилось на улице?
— Миссис Доналдсон, — позвала Лора, склонившись над потерявшей сознание женщиной. — Миссис Доналдсон! — И добавила со слезами: — Понимаете, я ее знаю. Она моя квартирная хозяйка.
— Можем мы хоть что-нибудь сделать? — спросил Баллантайн. — Думайте, кретины, думайте!
Все задумались, хотя и понимали, что, если бы что-то могло помочь, доктор Баллантайн это бы уже сделал.
— У нее есть дочь, — сказала Лора. — Может, попробовать с ней связаться?
Платье миссис Доналдсон задралось, и видны были чулки на поясе с застежками, таком старомодном, что Баллантайн не стал обращать на это внимания студентов исключительно ввиду серьезности ситуации. Он лишь оправил, приподняв ноги миссис Доналдсон, платье и сказал бесчувственному телу:
— Вот так хорошо.
Лора, которая так и стояла около нее на коленях, положила руку ей на шею.
— Пульс нормальный.
— Прекрасно, — сказал доктор Баллантайн, — только вы щупали его, не сняв перчатку, в которой осматривали задницу мистера Портера.
Женщина, лежавшая без чувств, заметно вздрогнула.
— Она приходит в себя! — сказал Терри.
— Это потому, что она не теряла сознания, — объяснил Баллантайн. — Благодарю вас, милая дама. Можете встать. — И он помог миссис Доналдсон сесть на стул.
— Баллантайн явно к тебе неравнодушен, — сказала Делия, когда они сидели в буфете и болтали. А когда миссис Доналдсон поморщилась, добавила: — Тебе могло достаться что-нибудь похуже.
Когда миссис Доналдсон «очнулась», ворчание не стихало еще долго.
Все студенты были в той или иной степени уязвлены, но больше всех возмущался Терри, который, практически считая себя медработником, полагал, что это ему как члену команды должны были поручить розыгрыш. Но — что миссис Доналдсон отлично понимала, хоть и не желала себе в этом признаваться — это вряд ли бы случилось, поскольку она была симпатичной пятидесятипятилетней вдовой со стройными ножками, а Терри — несуразным лохматым длинноносым дядькой в обвисших трусах и вытатуированной вокруг пупка птичкой.
Однако Терри был прав: они были командой, хоть и собранной на скорую руку. Поскольку никаких особых навыков не нужно было, да и сами требования были довольно расплывчаты, неудивительно, что набирали в труппу людей, занимавшихся прежде кто чем. Разве что Делия некогда была актрисой и до сих пор считала себя таковой. Терри успел поработать, среди прочего, охранником и сторожем в больнице, рода занятий мисс Бекинсейл не знал никто, но, поскольку она была старше всех, она чувствовала свое превосходство и вела себя покровительственно, утверждая к тому же, что обладает определенными знаниями в области медицины, поскольку когда-то немного поработала в аптеке.
В эту разношерстную компанию миссис Доналдсон не вписывалась никак. Она была (точнее, таковой себя считала) обычной женщиной среднего класса, выброшенной на берега вдовства после брака — ничем, полагала она, не отличавшегося от множества других: поначалу счастливого, потом вполне приемлемого, а под конец надоевшего. Но она, хоть и считала себя типичной, таковой — даже в этом пестром окружении — не была ни в каком смысле.
Впрочем, это значило лишь, что ей приходилось играть две роли. Во-первых, ей приходилось демонстрировать большую широту взглядов, казаться более «расслабленной», чем на самом деле — чтобы не выглядеть занудой.
— Терпеть не могу брани, — призналась она Делии. — Когда ругаются, я не в своей тарелке.
— Не переживай, — ответила Делия. — Через пару месяцев ты запросто будешь говорить «ублюдки». — На самом деле она имела в виду «бляди», но решила, что к такому миссис Доналдсон пока еще не готова.
А во-вторых, ей приходилось играть, как и всем ее коллегам, ту роль, которая требовалась по сценарию: убитую горем мать, страдающую депрессией дочь, капризную пациентку. В целом это давалось ей легче, чем играть себя другую. Работа требовала от СП — симулированных пациентов, как они официально назывались, определенной подготовки: нужно было вжиться в личность того человека, которого они изображали, а это подразумевало не только знакомство с симптомами предполагаемого заболевания или с ситуацией, в которой он оказался, надо было также знать, кто он и откуда, чем болел
