нужно было ее немного раздеть — расстегнуть пару пуговиц на блузке, не более того, чему она и не придала бы значения, если бы, конечно, ее не попросили реагировать как-то по-особенному. Но осматривал ее красивый юноша; он опытной рукой расстегнул ей блузку, и она смотрела на него, пока он ее слушал. Он тоже на нее смотрел, и она заметила — когда он коснулся ее уже тронутой возрастом груди — гримасу отвращения, но он, умный мальчик, сделал вид, что это он хмурится озабоченно.
Однако миссис Доналдсон нисколько не обманулась — она смотрела на выражение его лица не глазами пациента, а своими собственными, и если обычно такие прикосновения доставляли ей легкое и совершенно неосознанное удовольствие, то теперь, глядя на его поросшее пушком ухо, она чувствовала себя тусклой, увядшей, никому не нужной.
— Отлично! — сказал Баллантайн. — Но вот что мистер Адамс сделал неправильно?
Юноша втянул голову в плечи, а миссис Доналдсон почувствовала, что краснеет. Видимо, Баллантайн тоже заметил его брезгливый взгляд и собирался прочесть ему нотацию, воспользовавшись несовершенством ее физической природы.
— Ну, слушаю вас. В чем была его ошибка?
Было высказано несколько соображений, но все были отвергнуты.
Баллантайн вздохнул.
— Мистер Адамс, я уверен, что вы мастер расстегивать дамам пуговицы, но лучше, когда пациентка делает это сама. Помочь ей следует, только если она не может справиться. Но это не случай миссис Доналдсон. Не торопите события.
Мистер Адамс уныло кивнул.
— Все остальное безукоризненно, и даже при таком рутинном осмотре достоинство пациентки не было попрано. Благодарю вас, миссис Доналдсон.
— Вот напыщенный индюк, — сказала Делия в буфете. — Но положа руку на сердце — мы ведь все расплылись. Их, например, раздражает мой варикоз.
— Я думала, я к этому привыкла, — сказала миссис Доналдсон.
— Разве к этому привыкнешь?
Во времена оны, то есть до того, как у нее появилась тайна, миссис Доналдсон из-за подобного инцидента впала бы в депрессию. Теперь же она, как бы сказал Баллантайн, разъярилась, и былую расположенность к молодежи как рукой сняло.
Прентис сел за стол на возвышении. Она постучалась.
— Войдите, — сказал Прентис.
Она вошла и подождала, пока Прентис встанет.
— Моя фамилия Бэкхаус. Я пришла навестить мужа. Он сегодня утром упал, и его привезли сюда — на всякий случай.
Прентис шагнул от стола, уставился на свою планшетку с записями.
— Я уже понял, что мистер Бэкхаус отправился в мир иной, — сказал Баллантайн. — Или близок к тому. Как я догадался?
Кто-то поднял руку.
— Когда она вошла, он на нее даже не посмотрел.
— Вот именно, — сказал Баллантайн.
— Но разве… — начал другой студент, — разве обязательно было смотреть? Ведь если он на нее не смотрит, он как бы подготавливает ее к печальному известию.
— Все зависит от того, — сказал Баллантайн, — поняла ли миссис Бэкхаус намек.
— Сестра сказала, что его здесь нет. — Миссис Бэкхаус не сводила с молодого человека глаз. — Где же он?
— Я сейчас позову сестру, — сказал Прентис.
— Сестер на месте нет, — сообщил Баллантайн. — У них культпоход. Все пошли на «Звуки музыки».
— Присаживайтесь, пожалуйста, — сказал Прентис.
— Я уж думал, вы ей никогда стул не предложите, — сказал Баллантайн.
— Миссис Блэкхаус… — начал Прентис.
— Бэкхаус, — поправила его миссис Доналдсон. — А не Блэкхаус.
— Миссис Бэкхаус! Когда ваш муж упал…
— Смотрите на нее, — велел Баллантайн. — Вы же знаете, что произошло. Не прячьтесь за бумажками.
— Когда ваш муж упал… Вы что-нибудь знаете о мозге?
— Миссис Бэкхаус ничего не знает о мозге, — сказал Баллантайн. — Но хочет узнать — узнать о муже.
— О мозге я какое-то представление имею, — ответила миссис Бэкхаус. — Я работала в бригаде Скорой помощи в Сент-Джонсе.
— Признаю свою ошибку, — подал голос Баллантайн.
— У него был удар?
— Не совсем, — промямлил Прентис. — Впрочем, кровотечение имело место.
— Я знаю. Я видела кровь. Потому и вызвала «скорую».
— Мы положили его в отделение интенсивной терапии, но он впал в кому…
— Он умер?
Прентис взглянул на Баллантайна.
— Вот здесь сестра и пригодилась бы.
— Сестры еще не вернулись, — сказал Баллантайн. — Пошли поесть рыбы с картошкой. Или попить чаю с хлебом-маслом. Вы здесь один.
— Позвольте предложить вам чаю?
— Не надо чая! Вы еще не сказали, что ее муженек помер.
— К сожалению, он скончался. Не хотите ли чаю?
— Чая нет! — взревел Баллантайн. — Вырубили электричество, буфет закрыт. Не бегите от нее. Чай, сестра, бумажки… Почему вы от нее прячетесь? Вы за нее в ответе.
— Может быть, вы хотите кому-нибудь позвонить? — предложил Прентис. — Можно с моего мобильного.
— У нее и свой есть, — сказал Баллантайн.
— Вы давно замужем? — спросил Прентис.
— Интересный ход, — сказал Баллантайн, — но поскольку он мертв, надо спросить: «Вы много лет были женаты?»
Группа захихикала.
Прентис взял миссис Бэкхаус за руку, кто-то, не сдержавшись, фыркнул.
— Не понимаю, чего вы смеетесь, — сказал Баллантайн. — И вообще, что вы, болваны такие, над своими же глумитесь.
Студент из последнего ряда покачал головой и напустил на себя серьезности.
— Продолжайте, Прентис.
— Наверное, я лучше просто посижу рядом, подержу ее за руку. Пусть она выговорится, — сказал Прентис. — Только вот…
— Что?
— А если это был бы мужчина? — сказал Прентис. — Тогда его за руку держать неуместно.
— Положить руку на плечо, что ли? Боже ты мой, ваше поколение помешано на прикосновениях. Только умоляю, без объятий. Просто постарайтесь почувствовать ситуацию. Вы же люди — ну, большинство из вас. Состраданию научить нельзя.
Прентис немного подержал миссис Бэкхаус за руку.
— Сволочь он был, — сказала миссис Бэкхаус.
— Простите? — удивился юноша.
— Муж мой, мистер Бэкхаус. Свинья.
