Мексиканец научил его драться с ножом и голыми руками, и Джерри больше ничего не боялся.
Мальчики окружают череп и приступают к занятиям. Запах черепа сперва ускоряет сексуальное бешенство. Мальчики срывают с себя одежду эякулируя сыпь красного черепа горит на губах сосках в паху и заднице а череп нюхает испарения их тел. Они научатся рисовать, целиться и стрелять во время оргазма, метать ножи, стрелять из ружья и автомата. Они научатся планировать будущее в этот момент. Они поймут, что секс – это сила.
Я уже придумал, что буду делать, но решил для виду с ним поспорить, чтобы он ничего не заподозрил… такой уж он был, умел читать чужие мысли.
Тело внутри меня корчится стремясь на поверхность и неожиданно глаза вспыхивают и он входит все глубже его лицо в моем и его член касается моего и я кончаю в синих вспышках света. Теперь я стою над кроватью оглядываюсь и вижу, что картина с волком оживает. Пока я смотрел, слуга и его сын внезапно схватили женщину, содрали с нее шубу и скинули визжащую госпожу с саней. Мальчик надел шубу, и теперь я стал им, чувствуя мех на своем теле и глядя как волки окружают женщину там на окровавленном снегу.
Али ждет. Сильно задержался.
Пусть ветер продует тебя поле света в моих ногах через поле через холодное синее мичиганское небо лето у меня в паху мой член вставал дверь открылась и я повернулся глядя как торчит из ширинки мое тело взорвалось забор с калиткой.
Агент ЦРУ померк в зеркале. Али у двери. Синие звезды на небе.
– Скоро туда поедешь?
ВСТРЕТИМСЯ В СЕНТ-ЛУИСЕ ЛУИ
Шестнадцатилетний Одри Карсонс во многом был старше своих лет. Ему уже были знакомы писательская уверенность в себе, отвращение к себе и вина Создателя, которую все писатели чувствуют, когда творят. Во всем остальном он был моложе шестнадцати. Ему, к сожалению, недоставало светских манер и жизненного опыта. Он не умел танцевать, не знал игр, не мог поддержать легкую беседу. Он был болезненно застенчив, знания о сексе почерпнул из «Взросления на Самоа» и книги под названием «Секс и брак». На его лице отпечатались мучительные душевные травмы, в нем не было юности. В то же время он был страшно инфантилен. Это сочетание было малоприятным, поскольку сопровождалось тошнотворным презрением к себе, страхом и бессильной яростью. Он был похож на отчаявшегося и безнадежно неудачливого фокусника, пойманного с картами, вылетающими из рукава. От него исходил жуткий неясный запах замороженной мумии, оттаивающей в зловонном болоте.
– Ты просто ходячий труп, – передала ему миссис Гринфилд через знакомого. Она не сомневалась, что тот повторит ее приговор. Так она всегда поступала. Много лет спустя, узнав, что она умерла, Одри почувствовал, что отмщен. Так поступают писатели.
– Не всякий труп умеет ходить.
– Он похож на овчарку, убивающую овец, – вынес приговор полковник Гринфилд, благообразный старик с подстриженными серыми усами.
И снова Одри почувствовал, что отмщен, когда ему сообщили о смерти полковника от инсульта.
Мельницы писателя мелют медленно, но перемалывают прекрасно. Одри чувствовал, что его словно заперли на пыльном чердаке, когда беспомощно наблюдал, как продавцы дают сдачу, не поблагодарив. Бармены бросали один взгляд на его лицо и говорили:
– Нам тут таких не надо.
Эти мелкие уколы были точно соль на раны. Одри казалось, что такие, как он, не нужны никому и нигде. Он читал журнал «Приключения» и воображал себя в пробковом шлеме и хаки, «уэбли» за поясом, рядом верный слуга-зулус. Эти мечты были банальными и инфантильными даже для его возраста и состояли, в основном, из перестрелок, в которых Одри всегда побеждал. Поскольку о приключениях в матриархате среднего запада нечего бьио и думать, он тешил себя бумажными мечтами, ностальгией по XIX веку. Больше всего на свете он надеялся вырваться из запятнанной шкуры, совершив какой-нибудь героический поступок.
Одри был единственным стипендиатом в привилегированной «Академии Пойндекстера». Он читал «Приключенческие рассказы» и «Короткие истории» и воображал себя Майором, джентльменом-авантюристом и НСБ (Незаконным Скупщиком Брильянтов)… ради благих целей, конечно. Он читал «Удивительные истории», чувствовал себя первым человеком, высадившимся на луне, и рисовал схемы ракет. Он решил стать писателем и создавать собственных Майоров, Зулусов-Джимов, Снежных Джо и Карлов Крэнберри. Его первое сочинение «Автобиография волка» было написано под влиянием «Биографии медведя-гризли» (Книга американского писателя-натуралиста Эрнста Сетона- Томпсона (1860-1946))… Снег под ногами, горящие глаза, клыки, кровь, которую он слизывал с морды своего дружка волка Джерри. Одри смутно представлял отношения полов и не понимал, отчего он не может сделать Джерри, рыжего волка, своим дружком. Позднее он выбрал другого приятеля, нежного волка- альбиноса с голубыми глазами, который насмерть замерз в метели. Снежок был очень нежным волком. Когда Джерри отравился, харкал кровью на снег и умер, Одри так ослаб от горя, что его загрыз медведь- гризли, наказав за плагиат.
Семья его была небогатой. Ему было стыдно появляться на занятиях в синем костюме с заплатами – жалкими заплатами, а не роскошными кожаными нашивками на рукавах поношенного пиджака от «Братьев Брукс». На какие-то вечеринки его все же приглашали, и находились мамаши, пытавшиеся его приободрить. «Такой милый тихий мальчик Карсонс», – сказала миссис Кайндхарт. Ее доброта была, конечно же, смертельным ударом под холодным взглядом миссис Уордли.
Героем его рассказов был юный аристократ, надменно развалившийся за рулем «штуц-бирката», ощущащующий droit de seigneur (превосходство) над провинциальной знатью Сент-Луиса. Выяснилось, что у него связи с криминальным миром, – возможно, он занимался нелегальной скупкой брильянтов, торговлей белыми невольниками и контрабандой опиума. Когда в середине сентября в Академии начались занятия, такой герой появился на самом деле, замкнутый и таинственный; о его прошлом ничего не было известно. Одри он казался Фламондом из стихотворения Эдварда Арлингтона Робинса:
Фламонд бог весть оттуда Уверенность манер и иностранный лоск Ходили слухи о Танжере, Париже, Лондоне, Нью-Йорке, школе в Швейцарии, где ребята принимали наркотики. Звали его Джон Хемлин, он жил с родственниками в огромном мраморном особняке на Портленд-плейс. Ездил на потрясающем «дузенберге». Одри написал: «Ясно, что он много путешествовал. Всюду следы странствий, и даже знаки эти необычны… запонки из странного тусклого металла, словно поглощающие свет, широко расставленные большие зеленые глаза, рыжие волосы отливают золотом, прямой нос, прекрасные, изогнутые, как лук амура, губы…» – Он зачеркнул «прекрасные» –слишком приторно – и заменил на «безупречные». Новичок с симпатией относился к Одри, отвергая при этом приглашения богатых сынков.
– Скучно мне с ними, – сказал он Одри, и тот вспыхнул от удовольствия. Внимание Хемлина льстило и в то же время смущало Одри. По дороге домой он со стыдом вспоминал мучительные заикания и неуклюжие попытки показаться умным, в уверенности, что Хемлин наверняка его презирает. Но Хемлин – в своей отстраненной манере – оставался дружелюбен. И Одри продолжал долбить по клавишам машинки, исправляя свои неуклюжие разговоры с Новеньким, пока они не начинали блистать остроумием.
Был вечер вторника, 23 октября 1928 года – ясный светлый день, падали листья. Голубое октябрьское небо. Одри подошел к перекрестку Першинг-авеню и Уолтон. Он размышлял о новом рассказе, главным героем которого станет Джон Хемлин. Это был рассказ о призраке, таинственной встрече на Харбор-Бич, где его семья проводила лето.
– Я так и не смог отыскать эту дачу. Но когда я описал мальчика своему отцу, тот сказал: да, был такой Джон Хемлин среди дачников, но погиб в автокатастрофе под Сент-
