но сюда-то зачем было тащить малышку? Меня уже человек восемь спросили, кем она тебе приходится…
— А ты не знаешь, кем? Племянницей.
Приятель коротко хохотнул:
— Нет, ты определенно нездоров. Племянниц так под ручку не поддерживают, на племянниц — даже жены — так не смотрят. На вас же крупными буквами написано, в каких отношениях вы состоите.
— Иди к черту! — обозлился Игорь Александрович, всегда гордившийся своим умением сохранять непроницаемое выражение лица.
— Я-то пойду и даже не обижусь. И Нине ничего не скажу, люблю ее почти как тебя. Но как отреагируют остальные — ума не приложу. Бывай, старичок.
И отошел. Разгневанный мэтр хотел вернуться к Аэлите, но около нее уже стояла какая-то дама с бокалом в руках. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что дама была не просто дамой, а когда-то состоявшей с Игорем Бережко в очень неформальных отношениях и не слишком корректно им отстраненная. Проще говоря, одна из мимолетных отставных любовниц. Только этого и не хватало!
— О, милый, — проворковала дама, схвативши «милого» за рукав пиджака. — Говорят, ты женился? Вот на этой очаровательной крошке, не так ли? И давно? Судя по вашим лицам, у вас все еще медовый месяц? Теперь понимаю, почему я тебя не устроила: тридцать пять лет. Женщина такого возраста для тебя, конечно, глубокая старуха. А вы довольны своим мужем, милочка? Или для вас возраст не имеет значения, главное, чтобы человек был… хороший?
Аэлита не проронила ни слова. Но в какой-то момент подняла глаза и в упор посмотрела на резвящуюся даму. Та поперхнулась на полуслове:
— Боже мой, у меня от этой духоты разболелась голова. Простите…
Повернулась, чтобы уйти, но так неловко, что зацепилась каблуком за какую-то микроскопическую выемку в паркете и упала. Да так неловко, что красное вино из бокала вылилось прямо на светло-голубое платье. Судя по всему, немалой стоимости. Половина присутствовавших на приеме повернула головы на шум, произошедший в связи с этим инцидентом. Игорь Александрович чувствовал себя, простите за очередную банальность, как на раскаленной сковороде. И надо же было, чтобы в этот момент к нему подошла одна из близких подруг Нины Филипповны — та самая, которая в свое время раскритиковала внешность Аэлиты.
— Вот приятный сюрприз, Игорь! Вдвойне приятный, коль скоро ты не переживаешь, а ведешь себя как настоящий мужчина.
— Что я должен переживать? — окончательно ошалел Игорь Александрович.
Подруга Нины Филипповны старательно округлила глаза:
— Как, ты не знаешь? Прости, ради Бога, но ты с такой красоткой… Я и решила… Прости…
— Не тяни кота за хвост! — рявкнул мэтр, перекрывая звучавший в зале аккордеон. — Чего я не знаю? При чем тут красотка?
— Ох, Игорь, не кричи так… Просто мне рассказали, что за твоей Ниной в Болгарии начал ухаживать такой немец… Моя приятельница позавчера вернулась, видела их там в баре. Рост под два метра, плечи — во, морда — застрелись… Ну я и подумала…
— Ты лучше не думай, у женщин от этого лишние морщины появляются, — совсем уже «завелся» Игорь Александрович. — Что вы ко мне прицепились все?! Раз в жизни пришел на прием не с женой, а с племянницей жены…
— Вот именно, — сухо подвела итог подруга. — Раньше ты таких проколов не допускал.
И ушла, оставив мэтра в состоянии, описать которое можно было бы двумя не совсем сочетающимися словами: ожесточенная паника. Посему на приеме он с Аэлитой не задержался и вскоре отбыл домой.
По дороге Игорь Александрович был серьезен и мрачен. Паника, правда, прошла: ну, скажут Нине, что он был в посольстве с Аэлитой, ну и что? Ответит, что хотел доставить девочке удовольствие — и это будет абсолютной правдой. Но вот то, что он услышал о самой Нине…
Безусловно, неверная жена заслуживала сурового и примерного наказания. Но — какого? Устроить семейный скандал, потом простить? Чего ради? Да и к тому же она ему напомнит не меньше дюжины случаев его сидения в баре, причем не в далекой Болгарии, а в самой Москве. Получится тупая супружеская перебранка, которую оба они не выносили, как говорится, на дух.
Значит, сделать вид, что ни о чем не подозревает? И это глупо, поскольку в руки сам собой попал довольно сильный козырь, побивающий возможные обвинения его самого в легкомысленном поведении. Впрочем, это еще надо доказать. А выражение лица не есть доказательство. Один знаменитый сыщик, например, заподозрил женщину ни больше ни меньше, как в убийстве, а она всего-навсего волновалась, что у нее блестит нос. Факт, отраженный в литературе. Так что прямых улик супружеской измены нет.
А косвенных? Одно подозрение в том, что супруга ему изменила, отравляло существование уже сейчас. А жить с женщиной, не будучи уверенным в ее верности? Кошмар, кошмар и еще раз кошмар! И она хороша: взрослая, трезвая, видите ли, женщина, не могла оглянуться и проверить, нет ли знакомых в том баре, где она воркует со своим ухажером. Просто глупо!
Домой Игорь Александрович вернулся в более чем поганом настроении. И как назло Аэлита еще и усугубила это состояние, сообщив, что нездорова, и посему будет спать в своей комнате. Дабы не дразнить никого напрасно. Неизвестно, имела она в виду себя или своего возлюбленного, но факт остался фактом: ночь они провели врозь. И, ворочаясь без сна, мэтр осознал: Аэлита стала для него не менее необходимой, чем… Да-да, музыкальная чашка, пушистый плед, настольная зажигалка — уж простите за цинизм сравнений. Стала частью дома, а это вам не какая-нибудь любовь, это — для Игоря Александровича — было куда серьезнее.
В связи с этим отпал последний выход из положения: объяснить Аэлите, что погорячился, что семейные узы, положение, привычки и т. д. и т. п. значат гораздо больше, чем большое и светлое чувство, и — достойно расстаться, обеспечив девушке дальнейшее нормальное существование где-нибудь. Без нее дом терял значительную часть своей притягательности, во всяком случае на неопределенно длительный срок, пока не исчезнет чувство утраты.
Да, Игорь Бережко хотел получить сразу все: и дом, и любимую девушку, и надежную, привычную Нину Филипповну. А поскольку так не бывает, то нужно было выбирать, чего, повторюсь, мэтр не любил. Заколдованный круг.
Последней каплей в этой чаше горечи оказалось то, что, написавший тысячи диалогов и сотни самых разнообразных сцен, Игорь Александрович решительно не мог представить себе даже приблизительного конспекта объяснения с супругой. То есть идея, генеральная, так сказать, линия, разумеется, была: прости, но поскольку ты поступила так-то и так-то, а у меня произошло то-то и то-то, то давай…
А вот что давай, вообразить знаменитый сценарист Игорь Бережко не мог, хоть застрелись. В голову лезли исключительно всякие пошлости и банальности с неизменным, впрочем, рефреном: «Только я останусь в этой квартире». То есть, если называть вещи своими именами, Игорю Александровичу было скорее все равно, с кем остаться, лишь бы в своей крепости и любимом кресле.
Словом, неделя до приезда Нины Филипповны была далеко не самой приятной в его жизни. Тем не менее Судный день настал, Игорь Александрович отправился в аэропорт встречать Нину Филипповну, унося в памяти абсолютно безжизненное, застывшее лицо Аэлиты (не задавшую, кстати, за ту же неделю ни единого «наводящего» вопроса и вообще, как всегда, удивительно тактичную) и так и не приняв никакого конкретного решения. Традиционное российское «авось» и подсознательная вера в умение жены улаживать самые сложные коллизии.
Супругу он встретил — загоревшую, посвежевшую, похорошевшую. А поскольку определенную вину перед нею за собой все-таки ощущал, то по дороге приобрел роскошный букет роз. Каковой и преподнес оторопевшей супруге. Пока еще супруге.
Почему оторопевшей? Да потому, что не в привычках Игоря Александровича было дарить жене цветы чаще раза в год — на день рождения. Как, правда, не в привычках это и у девяноста девяти из ста вполне нормальных мужей. В том числе и абсолютно верных своим женам.
— Что случилось? — спросила она, глядя то на букет, то на мужа. — Соскучился? Что-то натворил? Выглядишь, кстати, усталым…
— Нина, нам надо поговорить, — услышала она в ответ.
