из контекста, оно передает эту доктрину искаженно (механизм манипулирования произвольно выбранными цитатами хорошо известен).
Для марксизма социально-классовая структура есть, во-первых, исторически развивающийся феномен; во-вторых, классовая борьба для него есть проявление исторически развивающихся систем социально-экономических отношений; в-третьих, марксизм всякий раз показывал возможность и конкретные направления обратного влияния надстройки на базис (мы к этому вопросу еще вернемся в связи с анализом попперовской критики Марксовой теории политики).
Во всех этих случаях существенно, что для Маркса классовая борьба есть лишь один из компонентов сложной системы социально-экономических и социально-политических противоречий. При этом социальная структура общества с точки зрения марксизма, в том числе и самого Маркса, если смотреть не только на одну или две цитаты из «Манифеста компартии» и «Гражданской войны во Франции», отнюдь не сводится к классовой структуре. Не могу в этой связи удержаться от одного замечания. Маркс, вслед за ним Ленин и многие другие марксисты специально подчеркивали, что открытие классовой борьбы как одного из важнейших феноменов общественного развития — заслуга не Маркса, а французских гуманистов эпохи Просвещения и ученых, исследовавших общество задолго до Маркса. В этом смысле Маркс считал своей заслугой только то, что он показал, как борьба классов ведет к возникновению нового общества. Но этот вопрос требует особой трактовки.
Важное место среди основных положений Марксова «исторического материализма» занимает принадлежащее Марксу и Энгельсу высказывание: «История всех до сих пор существовавших обществ была историей борьбы классов». Направленность этого высказывания совершенно ясна. Это высказывание говорит о том, что историю движет и судьбы людские определяет борьба классов, а не борьба наций (в противоположность взглядам Гегеля и большинства историков). Согласно этой концепции, причины исторического развития, в том числе и войн между народами, следует искать в классовых, а не в национальных интересах, которые в действительности представляют собой лишь интересы правящего класса нации.
«Одна из опасных сторон анализируемой марксовой формулы заключается в том, что если принимать ее всерьез, то она приводит марксистов к ложному пониманию всех политических конфликтов как борьбы между эксплуатируемыми и эксплуататорами (а также как попыток скрыть „реальную проблему“, т. е. подспудный классовый конфликт)» (с. 137).
Это положение показывает, что Карл Поппер приписывает марксизму стремление выдать всю историю человеческих отношений, включая, прежде всего, социально-политическую сферу, за проявление классовой борьбы. Он критикует марксизм за то, что при таком подходе будет необходимо практически все войны на протяжении всего исторического развития человечества трактовать как проявление борьбы угнетателей и угнетенных; что таким же образом надо будет объяснять противоречия между церковью и государством в добуржуазную эпоху. Более того, он даже пытается найти какие-то положения марксистов, которые пытались объяснить Первую мировую войну как прямое проявление противоречий между угнетенными и угнетающими социально-классовыми структурами. Я не знаю, действительно ли были такие марксисты, которые объясняли Первую мировую войну как войну между «хорошими» и «плохими», угнетающими и угнетенными нациями. Я знаком с другими работами и Ленина, и Розы Люксембург, и их многочисленных последователей, которые показали природу Первой мировой войны, раскрыли ее как продукт противоречий между империалистическими державами.
Данное положение является для меня поводом продемонстрировать всю плоскость попперовской трактовки марксизма. Дело в том, что марксизм, как уже отмечалось, классовую борьбу видит как один из компонентов сложной социальной структуры общества. В частности, для того, чтобы объяснить природу Первой мировой войны (как одно из следствий анализа империализма), такой марксист, как Ленин (думаю, Поппер не будет спорить, что Ленин — один из наиболее жестких и последовательных марксистов; может быть, даже чересчур жестких и радикальных, как пишет сам этот автор в «Ульянове») провел комплексную систему исследований. Это, во-первых, анализ социально-экономических отношений капитализма, порождающих на определенном этапе своего развития новые отношения в рамках прежней системы, а именно: появление монополий, финансового капитала, отношения колониализма, которые вписываются в общую концепцию империализма (в этом смысле Ленин опирается на работы Гильфердинга, Каутского, Гобсона и других авторов, они, — не будучи правоверными марксистами, — отразили эти явления как объективные процессы). Во-вторых, В. И.Ленину (а также Розе Люксембург и другим марксистам) удалось показать, что из экономических противоречий классического капитализма теоретически может быть выведена необходимость появления империализма, и что эта историческая стадия неслучайна. В-третьих, из этой трактовки империализма как социально-экономической системы выводится новая расстановка социально-классовых сил и делается вывод об обострении борьбы между империалистическими державами. И лишь на этой базе дается объяснение природы Первой мировой войны. Я не хочу пересказывать всю эту логическую цепочку, но какова она, знает любой студент, усвоивший основы марксизма-ленинизма, не говоря уже о человеке, всерьез изучавшем марксистскую теорию.
Что касается добуржуазных формаций, то в работах Маркса, посвященных проблемам азиатского способа производства, и в работах его последователей, посвященных добуржуазным формациям, было показано, что социально-классовая структура этих обществ отнюдь не так ясна и кристально прозрачна, как социально-классовая структура капитализма (кстати, она в марксистской трактовке тоже далеко не столь примитивна, как это приписывает Марксу Поппер). В этих работах было показано, что (опять-таки отметим историзм классовых отношений Марксовой, а не попперовской трактовки) эти общества возникают как особый тип экономических, социальных и общественных отношений, и они отличаются по своей анатомии, по своей структуре от отношений капитализма. Так, структура азиатской деспотии была детерминирована тем, что государство врастало в экономику. Почему и как это происходило — Маркс показал, сделав целый ряд наблюдений, демонстрирующих, какой могла быть социальная структура этих обществ и каковы могли быть и были конфликты в этих обществах. Что касается античных и феодальных обществ, то в знаменитом отрывке в Экономико-философских рукописях 1857–1859 гг., касающемся трактовки добуржуазных отношений, Маркс показал, какие специфические противоречия в социальной сфере, обусловленные и экономическими, и другими феноменами, вырастали при этих системах. Последующие работы марксистов существенно углубили эту трактовку.
Иными словами, историзм Маркса предполагает не попытку подведения всех явлений, которые происходят в мире, под одну цитату о классовой борьбе, при примитивном понимании последней как исключительно отношений угнетенных и угнетателей, а понимание того, что классовая борьба есть ключевой (выражаясь гегелевским языком — сущностный) пласт социальных отношений в обществе. Но именно сущностный и именно социальных отношений в обществе, а отнюдь не всех пластов экономической, социальной, политической и духовной системы общества.
Такой подход к трактовке классовой борьбы в книге Поппера требует от нас небольшого отступления, в котором я прокомментирую проблему выделения сущности и явления. Для Поппера различение сущности и явления остается в большинстве случаев тайной за семью печатями. Он понимает науку скорее всего как фиксацию и описание явлений. Даже их систематизация часто выходит за рамки его научного метода, поскольку практически нигде в своих позитивных размышлениях (а он предлагает и программы спасения человечества, и трактовку демократии, и понимание свободы) Поппер не начинает с предложения системного взгляда, с выделения критерия типологизации, систематизации, построения определенной иерархии объектов и т. д. Я уже не говорю о том, чтобы использовать системный метод для различения явления и его глубинных основ.
Для Поппера более всего характерно выделение формально общих признаков там, где он вообще задается проблемой выделения общего, а не просто описания некоторых явлений. Вспоминая знаменитую критику Энгельсом такого рода филистерской «науки», я бы сказал, что он находит, прежде всего, общее между ежом и половой щеткой на основании того, что и у того и у другого есть щетина; а единство ежа и человека как животных, хотя и принадлежащих к разным видам, для него остается неизвестным. Для марксизма же суть состоит в выделении глубинных основ единства тех или других явлений. В примере с ежом и человеком это обнаружение их единой генетической основы как двух представителей животного
