мира. Приведем и другой пример.
Маркс показывает, что родовая сущность человека состоит в активной субъектной деятельности, где человек осуществляет и целеполагание, и использование средств производства, и присвоение продукта труда. Но это именно родовая, генетическая сущность человека, которая в конкретных исторических условиях проявляет себя всякий раз по-иному, в том числе и в прямо противоположных, как бы отрицающих свое содержание формах. Для этого Маркс использует понятие
Для тех, кто не способен понять эту диалектику, дальнейшее объяснение будет крайне сложным, но я не хочу повторять учебники марксизма, которые показывали, как именно и почему осуществляется такое превращение. Без понимания диалектики содержания превращенных форм марксизм понять невозможно, и его трактовка получается вульгарной и выворачивающей его основные положения наизнанку.
Точно так же происходит и с трактовкой классов. Для Маркса классовая борьба — сущностная характеристика, которая может проявляться в самых различных формах конкретных исторических обществ. В добуржуазных обществах, когда классы еще только возникали, она проявляется в зародышевом виде. В постклассическом капитализме, прошедшем через империализм, современные стадии социал-демократии, либерализма, а сейчас уже и глобализации, она будет проявлять себя, напротив, в очень сложных, многообразных формах (здесь связь и различие между сущностью — классовой борьбой пролетариата и буржуазии — и явлением — социальной структурой современного капитализма — такие же, как между желудем и старым дубом, из него выросшим). И от этого сущностная трактовка классовой борьбы как явления, определяющего ключевые противоречия мира отчуждения, отнюдь не исчезает. В самом деле, если посмотреть на историю нового времени (даже в том виде, как ее характеризует Поппер), то фактически столкновение социальных сил, вызвавших буржуазную революцию, было прежде всего социально-классовым. И хотя проявляло оно себя как столкновение третьего сословия и аристократии, за ним лежали достаточно мощные социально-экономические интересы таких классов, как зарождающиеся классы наемных рабочих и буржуазии (при всех противоречиях они выступали как единая сила), с одной стороны, и феодального господствующего класса — с другой.
Классовые отношения на этой добуржуазной стадии проявлялись в форме борьбы сословий. Ареной борьбы классов стал собственно классический капитализм, чему подтверждением была целая серия революций XIX в. вплоть до Парижской коммуны, и далее — социалистических революций XX в. И вряд ли кто-то будет отрицать их классовый характер (во всяком случае, сам Поппер не отрицает классовый характер социальных революций, произошедших в XX в.). Наконец, борьба и в формах революционного противостояния, и в формах социал-демократического реформистского компромисса между классом наемных работников и буржуазией является проявлением сущностной связки, которую и показал Карл Маркс, а именно, — классовой борьбы наемных рабочих и капитала. Карл Поппер приписывает Марксу и еще одно достаточно примитивное положение: дескать, именно борьба угнетенного класса с классом угнетателей за улучшение своего экономического положения и завоевание власти является главным содержанием и причиной будущей социалистической революции. Но об этом в другом месте. Далее Поппер достаточно логично, во многом в соответствии с Марксовой трактовкой структуры общества, переходит от проблем классов и классовой борьбы к проблеме государства и политики.
1.3. Политика и государство
Поппер обращает внимание на тему, достаточно широко дискутируемую в современном марксизме. Это два подхода к трактовке государства. Первый — классический марксистский подход, трактующий государство как машину по реализации политической власти господствующего класса. Второй — понимание государства как механизма разрешения классовых противоречий и обеспечения некоторых институциональных основ существования всякого общества. Легко понять, что первая трактовка принадлежит к ортодоксально-марксистской, вторая — социал-демократической версии. Надо отдать должное: Поппер видит столкновение этих точек зрения, но при этом он сводит марксизм к трактовке государства только как машины по защите классовых интересов господствующей экономической силы.
Как ни странно, его критика такой трактовки государства оказывается гораздо слабее той, что дается реформистским крылом самих марксистов. По сути дела, он выводит из этого тезиса, причем не очень последовательно и логично, лишь идею «бессилия политики», которую он приписывает Марксу, считая, что в этом проявляется не только его трактовка государства, но прежде всего идея экономического детерминизма; и затем критикует марксистскую трактовку государства с позиций демократии как универсальной ценности, которая отрицает все классовые подходы к марксистской теории государства.
На самом деле проблема здесь гораздо сложнее и глубже. Действительно, всякое государство, в том числе недемократическое и предшествовавшее буржуазному, во всяком обществе выполняет функции по обеспечению функционирования экономики, институтов, правовой системы в том или другом виде. И в этом смысле можно сказать, что государство выполняет «общечеловеческие» функции, а не только функции классового господства. Другое дело (в современных марксистских работах эта диалектика показана в полной мере), что
Такая трактовка государства показывает, что все богатство его функций лишь в конечном итоге, на сущностном уровне, определяется ролью государства как института по защите интересов господствующего класса. Диалектика этой сущности и форм достаточно сложна. Для Поппера такое сложноструктурированное понимание государства лежит за пределами его анализа. При этом он не случайно сводит марксизм к его оглупленно-сталинистской версии. (Замечу, что трактовка государства как исключительно машины по защите интересов господствующего класса, использующая одну из классических цитат классиков, была довольно типична для примитивных учебников научного коммунизма советского прошлого.)
Наиболее интересны другие тезисы, которые Поппер выдвигает в данной главе, а именно: о так называемом «бессилии всякой политики» как ключевой идее Маркса и затем проблему свободы. Начну с того, что всем грамотным марксистам известно, как именно трактовалась политическая надстройка в работах основоположников, а тем более в работах последователей. Никакой идеи однозначной и абсолютной детерминации политической системы со стороны экономики, тем более в тех формах, которые