Симон (История одной любви)

современно одетую женщину и пажа в испанском костюме. Он играл, как обычно по вечерам, на мандолине, и рассказ спорит со мной о том, что слаще, игра проворных пальцев или тихие глаза женщины, глядевшей на играющего. Ночь парила, как хищная птица. Темнота прибывала, и тут оба услышали выстрел в лесу. «Он идет, дьявол Аггапайя приближается. Будь спокоен, мальчик! Я представлю тебя ему. Тебе нечего бояться!» Но все же хмурился лоб сказавшей это женщины, её руки дрожали, она вздохнула и попыталась улыбнуться сквозь поток тревоги, которую старалась скрыть. Симон спокойно наблюдал за ней; внизу кто– то сказал: Клара! Госпожа ответила нежно звучащим, необычно высоким «Да». Голос пришел еще раз и спросил: Кто там у тебя наверху? «Это моя лань; моя лань!» Как услышал это Симон, вскочил он, обнял дрожащую женщину и крикнул вниз: «Это я, Симон! И кроме двух этих вот рук мне ничего не надо, чтобы доказать тебе, ты, негодяй там внизу, что я парень, с которым шутки плохи. Только поднимись наверх, и я ужо представлю тебе мою возлюбленную госпожу!» Дьявол Аггапайя, который, вероятно, понял, что отныне он, скорее всего, просто глупый, обманутый, рогатый дьявол, остался стоять внизу, вероятно, обдумывая приступ, коего требовало то опасное положение, в котором он оказался. «Слепой, холодный, пожимающий плечами, наглый мошенник там наверху. Мое превосходство сомнительно. Я должен подумать, подумать, подумать.» Ночь, странное поведение госпожи, голос «негодяя там наверху», загадочное Нечто, для которого дьявол не находил названия, заставили дьявола задуматься на авось. Думай, стонали звезды, думай, каркали ночные птицы, думай, неясно, но при том довольно внятно говорили, раскачиваясь, верхушки деревьев: «Он думает», — победно пел свежий голос пажа. Он думает еще и сегодня, бедный, черный дьявол Аггапайя. Он накрепко привязан к своим раздумьям. Симон и Клара стали мужем и женой. Как? Когда–нибудь позже и об этом расскажет история, которой теперь самая пора перевести дыхание.