— А это вам, чемпион, — Уильям бросил ему второй жакет.
Это было странно — ощущать раздражение и одновременно испытывать чувство благодарности. Хуан вытащил зонд из кармана, сунул в «кобуру» и повесил ее поверх жакета. Внезапно вечер стал куда более приятным. Скорее всего, половина его высокоскоростных портов заблокированы, но…
Машина отправилась в обратный путь, как только они направились в сторону сторожки. И Хуан понял, что часть информации, которую он получил о парке, устарела. Позади него были кабинки туалетов, но ни на одной картинке не было парковки — кроме тех мест, где она непосредственно примыкала к кольцевой трассе. Хуан пощупал вокруг, чтобы получить более свежую информацию.
Конечно, здесь никто не парковался. И никто не вылезал из машин. Конец апреля — это не пик туристического сезона — если говорить о присутственном туризме. Что говорить, в Торри Пайнс «туристического сезона» как такового не бывает.
Они поднялись чуть выше пластов тумана. На западе клубились вершины облаков. В ясный день отсюда можно было увидеть океан. Сейчас глаз замечал лишь смутные силуэты, торчащие из тумана — а над ним глубокую синеву вечернего неба. На горизонте, там, где только что скрылось солнце, еще разливалось зарево — то особое зарево, которое бывает после заката. Выше висела Венера, рядом сверкал Сириус, а над ним, еще ярче — созвездие Ориона.
Хуан замешкался.
— Странно.
— Что странно?
— Я получил сообщение, — он ткнул указателем в небо, чтобы остальные обратили внимание. Действительно, баллистический модуль «FedEx», судя по обратному адресу — из Кембриджа. Модуль падал строго вертикально и с очень большой высоты.
На высоте примерно тысячи футов он эффектно притормозил, и в ушах у Хуана раздался чувственный голос:
— Вы готовы принять посылку, мистер Орозко?
— Да, конечно, — он ткнул указателем перед собой. Все это время Уильям пристально глядел в небо. Сейчас он немного вздрогнул, и Хуан догадался: он только что — наконец-то! — увидел указатель. Секунду спустя модуль уже можно было разглядеть невооруженным глазом: темное пятнышко, изредка вспыхивающее голубоватым светом. И это медленно падало в их сторону.
В десяти футах от земли модуль снова притормозил. Теперь стало ясно, что вспыхивало: по краям коробки располагалось множество крошечных реактивных двигателей. Защитники прав животных утверждали, что микротурбины издают звук, вызывающий у некоторых видов летучих мышей неприятные ощущения. Однако люди, а также собаки и кошки, не могли пожаловаться на шум. Операция проходила в гробовом молчании… до самого последнего момента. Когда посылка была примерно в футе от земли, послышалось негромкое «бум!», прошла маленькая ударная волна, и с сосен посыпались иголки.
— Распишитесь здесь, — промурлыкал голос.
Хуан расписался и подошел к посылке. Уильям был уже там; он неуклюже опустился на корточки, но в самый неподходящий момент чихнул и качнулся вперед, ударившись коленями об угол коробки.
Мири бросилась к нему.
— Уильям! Ты в порядке?
Уильям перекатился и сел, потирая ушибленное колено.
— Да, все хорошо, Мириам. Черт, — он перевел взгляд на Хуана. — Мне в самом деле очень жаль, малыш.
На этот раз он говорил без насмешки.
Хуан промолчал и присел на корточки возле коробки. Стандартная посылка весом двадцать унций. В середине крышки красовалась большая вмятина. Крышку заклинило, но материал был едва ли прочнее картона, и разорвать его не составило труда. Внутри… Хуан вытащил прозрачный мешок и поднял его, чтобы другие видели.
Уильям по-птичьи склонил голову набок и разглядывал посылку. Мешок был наполнен маленькими неровными шариками.
— Похоже на кроличий помет.
— Ага. Или на здоровую пищу, — отозвался Хуан. Чтобы это ни было… непохоже, чтобы оно пострадало от неловкости Уильяма.
— Жабеныш! — голос Мириам был резким и громким. —
Хуан поднял глаза и увидел знакомую фигуру, стоящую позади модуля.
— Благодарить будете позже. «FedEx» любезно предоставила мне две минуты, так что у меня достаточно времени, чтобы дать вам ключ к разгадке, — он указал на пакет в руках Хуана. — Это вам очень поможет, когда вы окажетесь в парке.
— У вас
— Берти, — подхватил Хуан, — ты сюда явился и сорвешь нам ограниченный.
Берти переводил взгляд с одного возмущенного лица на другое, потом отвесил Мири легкий поклон.
— Я на вас удивляюсь! — он повернулся к Хуану. — Ты не совсем прав, мой дорогой мальчик. Где табличка «нарушение»? Прокторам[26] не к чему придраться. С технической точки зрения, для вас экзамен еще не начался. И я просто обязан общаться с верным участником моей команды — а именно с тобой.
Хуан сдался.
— Ладно. Что нового?
Усмешка Берти стала чуть шире, чем это позволяют анатомические возможности.
— У нас большой прогресс, Хуан! Мне повезло с сибирской группой — им как раз не хватало той идеи, которая посетила Кистлера. Если разобраться, мы изготовили опытные образцы!
Он снова указал на пакет.
— Ты получил первое задание, — в его тоне появилась настойчивость. — На ограниченном я не вхожу в вашу команду, но ведь мы сдаем два экзамена параллельно — так, Хуан?
— Ладно, убедил.
Это было слишком даже для Берти.
Зуб даю, эти опытные образцы были готовы сегодня после полудня!
— Итак, нам нужно испытать эти «хлебные крошки». Я заметил, что верный участник моей команды следует курсом через Торри Пайнс, и подумал…
Мири пристально поглядела на незваного гостя.
— Так что ты нам
— Полностью органические сетевые узлы, достаточно неплохие для полевых испытаний. Нам пришлось отказаться от лазеров-передатчиков и возможности перезарядки, но весь остальной набор стандартных функций у этих крохотулек сохраняется: ведущий сенсор, маршрутизатор, локатор… Сделаны они из белка и сахара, никаких тяжелых металлов. После первого же сильного дождя они превратятся в удобрение.
Мири подошла к Хуану, попросила открыть пластиковый мешок и презрительно фыркнула:
— Фу, как воняет… Спорю, они ядовиты.
— Конечно, нет, — ответил Берти. — Мы пожертвовали большой частью функций, чтобы сделать их безопасными. Можешь полакомиться, Мири, — Берти заметил выражение ее лица и хихикнул. — Хотя… думаю, не стоит. Там до хрена тяжелых соединений азота.
Хуан уставился на крошечные комочки.
— Это… это все, над чем мы бились, Берти.