палец. — Поэтому, пожалуйста, когда вернетесь на виллу, дайте мне знать по своему кольцу, нашли вы Петри или нет и в каком он состоянии.
— А как я объясню свое отсутствие?
— Подумайте об этом, заранее.
— А что сказать по поводу кольца?
— Что потеряли его. Придумайте место, где его трудно искать. Если через десять минут не последует короткий сигнал, я буду считать, что вы не вольны в своих действиях. В противном случае я жду сообщения. Один длинный сигнал — Петри там, но мертв, два коротких — Петри жив. Запомнили?
— Да.
По дороге назад я обдумывал свои оправдания. Найланд Смит провожал меня.
— Желаю удачи! Я горжусь вами, мистер Стерлинг!
— Даст Бог, еще увидимся, мистер Смит!
И я добровольно вошел в только что покинутую тюрьму, отказываясь от с таким трудом приобретенной свободы. Тоска стала овладевать мною, но я устыдился своего малодушия, вспомнив героическое поведение Найланда Смита. Я покажу ему, что и на меня можно положиться.
Уже зная, что в знакомом коридоре находится спальня Флоретты, я как-то по-особому осмотрел ряд одинаковых белых дверей, не зная точно, за какой именно живет моя возлюбленная, и послал ей мысленное пожелание всех благ. Далее я шел торопливо по пустынным комнатам, закрывая за собой все двери.
Фу Манчи, вопреки моим страхам, по-прежнему пребывал в состоянии наркотического транса. Даже прыгавшая на плече мартышка не могла вывести его из забытья.
Я закрыл двери его кабинета и почти бегом бросился к ботанической лаборатории. Неужели мое отсутствие останется безнаказанным?
Задержав дыхание, как можно более спокойно, внутренне сжавшись, я вошел и… остолбенел.
Рядом с телефонным диском стояла Флоретта!
ГЛАВА XXXIV
ДЕРСЕТО
— Флоретта! — закричал я.
Она была одета в шелковую белую пижаму, очень идущую ей. Она была грустна и встревожена, хотя и пыталась это скрыть.
— Флоретта! Это вы меня вызывали?
— Я.
— Но откуда вы узнали, что я дежурю?
— Я знаю очень много и еще об очень многом догадываюсь.
— Сколько раз вы вызывали меня?
— Два раза.
С каким-то сомнением она смотрела на меня, и в ее взгляде читался немой вопрос и мучительная надежда. Я не понимал, что ее так волнует. А между тем мне надо было решать, посвящать ли ее в подробности происходящего Она с детства росла в атмосфере поклонения Фу Манчи. Можно ли ей доверять в борьбе против него? Немного поколебавшись, я решил не выдавать Флоретте свои тайны.
— Ну да, конечно, два раза, сколько же еще?
Второй сигнал Найланд Смит воспринял, наверное, как мой знак о благополучном исходе пристрастного допроса, а он еще только начинался.
— Где вы были?
Мне приходилось обманывать нежнейшее существо, лгать гению чистой красоты, Совершенной Женщине. Я был сам себе противен. Но что делать? Речь шла о судьбе моей цивилизации.
— Я осматривал пальмы. Ботанику там есть на что полюбоваться.
— Вы были один?
— Да, — прозвучала из моих уст вынужденная ложь.
Флоретта почувствовала мою неискренность и очень мило нахмурилась.
— Ну а кто мог быть со мной, Флоретта?
— Принцесса очень красива, — тихо прозвучал ответ.
— Какая принцесса?
И тут я начал прозревать. Неужели она ревнует меня? Господи ты Боже мой!
— Вы имеете в виду Фа Ло Ше?
— Ах, она для вас уже не принцесса, а просто Фа Ло Ше? Быстро вы!
Флоретта повернулась и пошла к выходу, грациозно покачивая бедрами.
— Флоретта! — закричал я.
Она не обернулась. Тогда я прыгнул и поймал ее за руку.
Она сделала все, чтобы я догадался о ее чувствах. Большего нельзя было требовать от женщины. Теперь настала моя очередь объясниться. Все случилось настолько неожиданно. Ведь между нами стояло столько преград! Сердце колотилось в груди, глаза застил туман, в ушах шумело, мысли хаотически прыгали от одного к другому. Нужно было сосредоточиться и подобрать верные слова, не вспугнуть птицу счастья, готовую опуститься в руки.
— Флоретта! Клянусь, она ничего для меня не значит! Я знаю только ее имя. Я не знал, что она принцесса. Я видел ее на воле всего только один раз.
Она повернулась ко мне, готовая поверить всему, что бы я ни говорил. Мы взялись за руки и смотрели друг на друга. И чем больше смотрели, тем дальше от нас отдалялся мир, пока совсем не исчез, когда наши губы слились в поцелуе.
Моя мама говорила мне, что я пошел в отца, которому трудно было ненавидеть, но очень легко — любить. Я полюбил Флоретту с первого взгляда. Она, как оказалось, тоже. Вряд ли со дня сотворения мира встречалась более романтическая любовь, чем наша.
А потом мы говорили, говорили и не могли наговориться. Нам надо было столько рассказать друг другу. Мы перескакивали с одного на другое, хохотали как сумасшедшие и плакали навзрыд. Те сумбурные минуты я помню как в тумане, но все же память сохранила кое-что из рассказа Флоретты о себе и о своем опекуне.
Из ее слов я вывел заключение, что домашние и слуги Фу Манчи любили его, лишь у меньшинства эти чувства смешивались со страхом. Для большинства он служил примером для подражания и идеалом человека, достойного в скором будущем управлять миром.
Воспитанием Флоретты занимались весьма основательно, не прерывая процесса ни на один день. Сколько она себя помнила, рядом с ней всегда кто-то находился за исключением времени, отведенного на самые интимные отправления.
Подруги для нее были тоже воспитаны специально, чтобы составлять ей компанию.
К мужчинам она не имела доступа. Подавлять неясные желания ее учили в буддийском монастыре. Вообще у нее было очень много незаурядных учителей со всех континентов мира.
Фа Ло Ше она не любила и побаивалась. По ее представлениям, принцесса имела какие-то свои цели и собственных ставленников и сторонников в окружении отца. Общее направление деятельности организации, которую Флоретта называла Си Фан, оставалось для нее загадкой. Она знала, что скоро будет война, но о характере военных действий не догадывалась.
Очень часто в ее жизнь вторгались вызовы Фу Манчи. Она постоянно чувствовала на себе давление чужой воли. Только иногда, как, например, сегодня ночью, она чувствовала себя свободной. Как я понял, Фу Манчи оставлял ее в покое только на время своих опиумных развлечений.
— А почему ты назвала себя Дерсето?
Флоретта невесело усмехнулась.
— Это персонаж одной малоизвестной древнеегипетской легенды. Русалка пустынь, заманивающая путников в зыбучие пески. Ты ведь встретил меня на песке, так? И я хотела намекнуть тебе, что любить меня — опасно для жизни.
Мы стояли, обнявшись, иногда сливаясь в поцелуе. Волны блаженства покачивали меня, но вдруг нота диссонанса ворвалась в нашу песню счастья, как будто сам Найланд Смит напомнил мне о долге.
ГЛАВА XXXV
