за Урал и отыщу пропавшее золото Колчака. Лишь бы сейчас хватило начального капитала. Если хочешь, могу взять в долю.
– Не вижу ничего общего между десяткой 'зелени' и этим зингеровским хламом – указал Левша на груду швейных машинок и с сомнением покачал головой – поэтому тебе самому придется искать Янтарную комнату и откапывать Колчаковский клад.
– Ты всегда видел не дальше своего носа – усмехнулся Стеф и нехотя покрутил привод швейной машинки – поэтому, никогда не будешь по- настоящему богат. Нет у тебя полета мысли. Но, так уж и быть, открою тебе секрет моего теперешнего бизнеса. В своё время немецкий предприниматель Зингер, стремясь завоевать российский рынок, выпустил в России партию швейных машинок, в которых приводной вал был изготовлен из платины. На сегодняшний день цена этой детали десять штук баксов. Информация из самого достоверного источника. Мне уже понесли, потому что я не жадничаю, как некоторые, и даю хорошую цену. Я уверен в успехе. Это только вопрос времени.
Стеф продержался около месяца. Когда у него закончились деньги, гараж наполовину был завален разобранными швейными машинками. Но долгожданная удача ему так и не улыбнулась. В пасмурный, ненастный понедельник швейных дел мастер прекратил приём и отвез все свое богатство в металлолом.
После этого неудачливый предприниматель залег на дно и нигде не показывался. Хотя, изредка, его видели в центральном супермаркете у Благовещенского рынка, на рекламных акциях, пробующим рекламируемую дешевую продукцию. Бесплатная дегустация не пошла Стефану впрок. Как-то раз он отравился просроченным йогуртом, его долго тошнило и канудило в животе.
Левша уже начал о нем забывать, но не тут-то было. Как то под вечер, Стеф, одетый в комнатные тапочки на босую ногу, в майку навыворот и твидовое пальто, заявился без приглашения, недовольно оглядел сиротливо стоявшее в прихожей устройство по изготовлению сахарной ваты, уселся на кухне, поставил чайник и принялся за забытую в холодильнике половинку 'киевского' торта.
– А, где же 'Пачотти' и тросточка?- сухо поинтересовался Левша.
– Трость я в ломбард отнес. Кстати, дали неплохо. А 'Пачотти' в ремонте. Подошвы протерлись. Разве макаронники могут что-нибудь путное сделать, кроме спагетти и пиццы? В 'Пачотти' только мазурку на паркете танцевать. Не для наших они дорог. Дались тебе эти 'Пачотти'- возмутился гость, доедая торт.
– Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал – философски заметил Левша и поинтересовался – а ты танцуешь мазурку?
– Приходилось – ответил Стефан – в нашем роду все хорошо танцевали. Моя бабушка умела танцевать двенадцать вальсов, мама всего три, а Альбина ни одного. Но для меня это не главное. Я её научу.
Стеф поднялся со стула, шаркая тапочками, вальсируя, приблизился к холодильнику, выудил из него пачку сливочного масла и литровую банку с медом.
– А, теперь, не перебивай и дай сказать по существу, старик – заявил танцор безапелляционно, разрезая вдоль белый батон – нужна твоя поддержка. У меня колоссальная идея. Если все срастется, будем сказочно богаты.
– Я по горло сыт твоими идеями, и не поеду ни за Урал, ни в Прибалтику. Ты можешь обойтись без меня? Что-то мы последнее время стали друг другу противеть – недовольно проворчал Левша.
Стеф толстым слоем намазал хлеб маслом и медом, откусил большой ломоть, не спеша прожевал и вторично поставил чайник.
– Когда дело выгорит, может, мы с тобой больше и не увидимся, если я так тебе не по душе. Поеду в Монте-Карло и рвану там куш посерьезнее. Я, кажется, разгадал секрет 'Блек Джека'.
– А что ты там будешь ставить? Очко, очки и тапочки?- усмехнулся Левша.
– Я же сказал, рванем куш совместно и в разные стороны. Я в Монте-Карло ловить за хвост птицу удачи, а ты мухоморничай тут в своем болоте. Да, не дрейфь, стариган, тебе и делать ничего не надо. Найди только золотой николаевский империал в идеальном состоянии, не старше 1898го года и хорошего домушника. А, дальше, моя забота.
– Давай по порядку, зачем тебе золотые двадцать пять рублей?
Стеф налил очередную чашку чая, сыпанул сахара без меры, добавил столовую ложку меда, размешал и, сделав большой глоток, поперхнулся.
– Ты реже трамбуй, земляк – порекомендовал Левша и постучал его по спине.
– Не попрекай куском, я же у тебя в гостях. Я после разгрузочного дня. Мог бы чего-нибудь и посвежее предложить, кроме просроченного торта. Хочешь, чтобы я еще раз отравился – гость с укором ткнул пальцем в синий штемпель на крышке пустой коробки от торта – я заметил, что с годами у людей портится характер, и они игнорируют правила хорошего тона. Если бы ты жил в девятнадцатом веке, тебя никогда бы не приняли в светское общество.
– Весьма возможно – усмехнулся Левша – но это меня не сильно бы и огорчило.
– Другого ответа я от тебя не ожидал. Ты же по рождению плебс.
Стеф высокомерно отодвинул на середину стола недоеденный батон и чашку, горделиво поднялся со стула и, в протестующей тональности напевая полонез 'Огинского', прошелся по кухне.
– Помнишь, я когда-то рыжьём промышлял?
– Ну и что из этого? – спросил плебс.
– А, дело в том, что я золото одному жирному гусю сплавлял. Он из судейских. Служит судьей в апелляционном суде. Такого не грех и пополоскать. По виду, матерый взяточник, руку по локоть откусит.
– А как фамилия этого борца за справедливость?- поинтересовался Левша.
– То ли Запорожец, а может и Запорожцев, точно не припомню – ответил Стеф.
– Знакомая личность – прокомментировал Левша – он, не так давно, рассматривал жалобу моей родственницы. Старухе было девяносто, она Отечественную прошла. Когда её на заседание на коляске привезли, он заорал.- Зачем этот цирк?- Тоже, нашел циркачку. И в жалобе отказал. Потому, что не подмазано было. Старая, когда узнала цены, чуть не рехнулась, заплакала и прокляла его во веки веков. Хотя дело было пустяковое, гражданское. Это про него в книге праведника Иова сказано: 'Так опустеет дом нечестивого, и огонь пожрет шатры мздоимства. Он зачал зло, и родил ложь, и утроба его приготовляет обман'.
– Да, по виду, живодер редкий. Туда ему и дорога – согласился Стеф. Но с деньгами сумасшедшими. И все в золото переводит. Золотые монеты собирает. У него мания на коллекцию из шести 'николашек' золотых. Хочет собрать до кучи пятерку, семь с полтиной, червонец, двенадцать с полтиной, пятнадцать и четвертак. К такой коллекции, если монеты в идеальном состоянии, в Европе смело ноль пририсовать можно. У этого гуся четвертака не хватает, для полного счастья.
– Я достану тебе золотой империал, а дальше что? – спросил Левша.
– А, дальше все проще пареной репы. У меня знакомый в институте Низких температур. Мы эту монету облучаем изотопами, и она на счетчик Гейгера отзывается. Я её толкану этому Тяпкину-Ляпкину, а он её к своим добавит. Так мы на его тайник выйдем. А там добра не меряно. Не удивлюсь, если там окажется и царская золотая мясорубка с платиновыми ножами. Был слух о её существовании. Возможно, он её перехватил. Вот тут и понадобится домушник. Но, такой, чтобы при надобности, мог и сейф ковырнуть. Я этого гуся давно вычисляю. Живет один, на Набережной. В его отсутствие мы к нему с Гейгером и наведаемся.
– Лишь бы там не оказалось платиновой швейной машинки – заметил Левша – а, монету ты можешь у Апазида перехватить на время, но лучше купить или выменять. Потому, как комбинация эта не стопроцентная. Империал может уплыть из рук с концами.
– Да не каркай ты раньше времени – возмутился Стеф – от тебя доброго слова не дождешься. А к Апазидию я ни ногой. Этот жирный крокодил меня пригрел за автоматы, я его на дух не переношу. Ну, ничего, еще подавится. Не все коту масляная, будет Великий пост. В общем, монета это твоя забота.
– Ладно, я подумаю – согласился Левша – позвони через месяц.
– Месяц долго – отрубил Стеф – неделя тебе сроку.
Через десять дней Левша вручил Стефу золотую монету и свел с домушником Фимкой по кличке Чистодел.
