Белые грибы

Валерий Михайлович Воскобойников Белые грибы

Ночью Диме снился белый гриб. Гриб стоял под сосной, а когда Дима нагибался за ним, гриб сразу прятался под землю и ворчал голосом старшего брата:

— Сам о себе не позаботишься — кто ж о тебе позаботится?

И Дима всё нагибался, кланялся, а гриб то выглядывал, то скрывался и всё ворчал, и так продолжалось бы долго, если бы Диму не разбудила мать.

На столе еда была разложена в том порядке, в каком её полагалось съесть. Мать укладывала бутерброды в Димину корзину.

— Ты, главное, не со всеми топчись, в сторонке, один, — появился старший брат, — сам о себе не позаботишься, — гордо добавил он, — кто ж о тебе позаботится?

На вокзале Диму сразу увидели, закричали, почти весь класс стоял уже вокруг Ильи Петровича. А Илья Петрович с большой корзиной на спине и с толстым посохом в руках возвышался в центре вокзала.

В электричке ребята пели песни про геологов и про разных бродяг, и им подпевали пассажиры.

Начался лес. Поезд мчался среди старых, тяжёлых елей; под елями росли грибы, и эти грибы было видно из окна.

Наконец доехали до нужной станции. Прямо от станции начинались грибные места.

Илья Петрович шёл первым.

— Слева шоссе, — объяснял он, — справа и спереди — река, сзади — рельсы, если захочешь — не заблудишься.

— Сыроежки! Я сыроежки нашёл! — закричал вдруг кто-то.

— А я лисички. Налетай кто хочет, их тут куча!

Дима шёл со всеми, помогал срезать сыроежки и лисички, нашёл один подберёзовик, но всё это были простые грибы, не белые.

«Дойдём до той вон сосны и отстану», — подумал Дима.

— О-го-го-го! — закричал Илья Петрович.

— А-га-га-га! — откликнулись ребята.

— Ау! — крикнул Дима и отстал.

— Кому маслята, — шумели впереди, — налетай!

«Нет уж, это вы сами налетайте на маслята, а мне белые», — хихикнул Дима.

И он стал ходить по пригоркам, как учил старший брат, разглядывая, ощупывая каждый бугорок.

— У-ю-ю-у! — кричали ребята.

Дима откликался, но не подходил.

Путь пересекала траншея. Заросшая кустами, с песчаными обрывами. Дима хотел перепрыгнуть, но увидел каску. И только он подошёл к этой ржавой каске, как нашёл первый белый гриб. А рядом — другой, а сзади — третий, потом четвёртый, пятый, шестой. Они и не белые были совсем, только название у них такое, а коричневые, с прилипшими сухими иглами, с крепкими ножками.

— Дима! Ау! — закричали ребята.

— Я здесь, я здесь! — засуетился Дима. — Сейчас приду.

Он ползал на четвереньках, дрожащими руками срезал белые грибы и думал: хоть бы не пришли, хоть бы самому всё успеть.

Корзинка наполнялась быстро. А белые ещё стояли и справа и слева.

Дима высыпал грибы на мох и выкинул все сыроежки, лисички и один подберёзовик. Ещё лежал завтрак. Тоже выкинул. Теперь место освободилось.

«В поезде позавидуют, — подумал Дима, — я и накрывать их не буду ветками, — пусть все смотрят».

— Общий сбор! — услышал он вдруг голос Ильи Петровича, — вынимаем завтраки.

А Дима уже ушёл от траншеи. С полной корзиной белых. Он даже забыл, в какой она стороне, траншея.

«Мне завтрак ни к чему, — решил он, — я один постою, ещё заставят грибами делиться».

— Дима! Дима! — кричали ребята. — Что он такой сегодня?

Дима ходил в сторонке и всё боялся, как бы не увидели его полную корзину.

— Дима, иди к нам! Где твой завтрак? — крикнул Илья Петрович.

Дима спрятал корзинку под густую низкую ель и подошёл.

Ребята дали ему еды. Один дал хлеб с яичницей, другой — булку с сыром. И ещё дали помидоры.

— А грибы, где грибы твои? — спросили его.

— Там, — махнул он на лес, глотая яичницу.

После еды снова пошли по лесу. Дима грибы больше не искал: сидел у корзинки и прятался от ребят.

К станции возвращались усталые. До прихода поезда было ещё полчаса, и все расселись на траве около платформы. Каждая корзина была полна разных грибов. Там были и горькушки, и рыжики, и подосиновики, и только у Димы были отборные белые.

— У Димки-то, — наконец заметил кто-то, — у Димки-то одни белые.

Все сбежались к Диминой корзине, стали разглядывать, щупать, а Дима боялся, как бы не поломали ему грибы, и говорил:

— Тише, да тише вы, ну хватит!

Илья Петрович подошёл тоже, взял один белый, подержал на ладони, пощупал бахрому, понюхал и сказал:

— Ложный гриб, поганка.

— Какая ж поганка? Белый это! — закричал Дима.

— Поганка. Ложный белый, горький ядовитый гриб.

— Один — это ничего, — сказал Дима, — зато другие-то во какие у меня.

Илья Петрович взял другой, третий.

— Все вместе росли? — спросил он.

— Вместе. Все на одной траншее.

— Выбрасывай. Кто собирал вместе с Димой, ребята? Тоже выбрасывайте.

С Димой никто не собирал, и никто не стал выбрасывать.

— А сыроежки-то у тебя где? Лисички?

— Там, у траншеи. Это я чтоб белые влезли…

За поворотом прогудела электричка.

— Не толкаться. Сидячих мест нет — будем стоять, — командовал Илья Петрович.

Сидячие места были. Все сидели, кто где хотел, и снова начали петь.

Один Дима не пел. Он сидел грустный. Смотрел на грибы, которые росли под елями и мимо которых ехал сейчас поезд. Корзинку он закинул куда-то под лавку. Корзинка была пустая, и Дима о ней не беспокоился.

«Радуются. Набрали себе грибов, веселитесь теперь, — глядел он на ребят. — А мне грибы ни к чему, мне воздух главное. Я и ездил — подышать».

В вагон сходились грибники со всех станций, теперь вагон был уже полный, даже на площадках стояли.

И когда поезд прибыл в город, началась давка, потому что все хотели быстрей выйти. Диму толкали, а он искал свою корзинку и не мог найти. Стояла вроде бы его, но, видимо, чужая, потому что полная всяких грибов. А пустой нигде не было — во всём вагоне.

«Да моя же это корзинка, — удивился Дима, — вот же на ручке написано: «Дима П.».