-Теперь налево и во двор.
Какая все-таки прекрасная осень! День был довольно пасмурный, но время от времени в образовавшуюся в тучах прореху вдруг проскальзывал луч солнца и тогда деревья - вязы, березы, которых в этом городе было столь много - вспыхивали золотым огнем и, казалось, начинали светиться.
-Здесь остановись, - приказал Иноненко, когда впереди показалась невысокая арка.
Архип, слегка наехав на плоский бордюр тротуара, заглушил мотор. Они вышли.
-Дяденька, прокати!
Трое мальчишек в огромных, должно, отцовских кепках, в рваных фуфайках и резиновых сапогах подбежали к машине, с жадным любопытством стали заглядывать в окна, складывая рупором ладони.
-Ужо я вам, паскудники, - сердито замахнулся на них Иноненко, и мальчишки скрылись в подворотне.
-Пойдем скорее, - с беспокойством сказал Максим Петрович. - А то безотцовщина побьет фары к ядреной фене!
Иноненко быстрым шагом прошел под аркой, остановился у подъезда невзрачного серого дома.
-Вот здесь будешь ждать завтра в семь часов, - быстро сказал он, стараясь не смотреть в окна.
-Он что, здесь живет?
-Да.
Архип с удивлением посмотрел на мрачные, обшарпанные стены дома, к которым были прилеплены небольшие окна.
-Пойдем, - Иноненко бросил на спутника сердитый взгляд. Архип встрепенулся и последовал за ним обратно к машине.
Уже в салоне автомобиля Максим Петрович сказал:
-Жуткая тварь и живет в жутком месте, - он задумался. - Однако ты не возомни, что и внутри так же жутко - там у него все золотом покрыто.
-Вы там были?
-Нет, но говорят.
Впервые Архип не поверил Иноненко, и что-то в начальнике гаража ему показалось завистливым, мелочным, как вкус морковного чая.
-Теперь в Кремль? - поспешил спросить он, чтобы обуздать чувства.
-Какой Кремль?- взмахнул рукой Иноненко. - Кремль - это матрешка-пустышка. Они все работают кто где, а он - на Рождественке. Поверни направо.
Показалась площадь, посреди - огромная клумба, усаженная цветами.
-Площадь Дзержинского, - прокомментировал Иноненко. - Лубянка. Теперь налево и прямо. Да ты дорогу-то запоминаешь?
-Угу, - кивнул Архип. Его удивляла пустота и чистота улиц: словно прошелся по ним гигантский дворник и, в азарте работы, вымел не только весь мусор, но и граждан. Редко попадалась навстречу идущая по тротуару согбенная фигура в шляпе и длинном пальто, либо милиционер в белом кителе. Машин и тех не было видно.
-Вот здесь тормози, - удовлетворенно приказал Максим Петрович.- Будешь заезжать вон в ту арку и высаживать его.
Сталин работал в огромном здании с массивными дверями и мраморной плиткой у крыльца.
-Запомнил?
-Да.
-Ну, тогда отчаливаем. Вези в гараж и теперь, брат, без моих подсказок.
* * *
Спалось плохо, и не только Архипу. Иноненко ворочался, кряхтел, пару раз вставал попить воды. Архип же и вовсе лежал с открытыми глазами, глядя на призрак луны, маячащий за занавеской. А может, это и не луна вовсе? Может, это вдруг разросшаяся до исполинских размеров какая-нибудь звезда? Звезда, ставшая луной, - но для чего? Просто из гордости, честолюбия, либо по неизвестной, глубоко затаенной причине?
Хотелось встать и отворить занавески.
-Спи, Архип, еще рано, - пробормотал Максим Петрович.
Тишина, наступившая совсем недавно: до того кто-то пел в кухне, была неприятна. Что-то чудилось в ней угрожающее, гнетущее, и Архипу казалось, что продолжайся песня подгулявшего жильца коммуналки,- он уже спал бы.
Снялась с потолка муха и, жужжа, принялась кружить по комнате. Архип пытался понять по жужжанию, в каком конце комнаты она сейчас находится и не заметил, как вместо мухи появился Сталин. Он сидел на террасе, на скамеечке у длинного стола, непривычно одетый: мягкие хлопковые штаны, светлый свитер, на голове - шляпа из рисовой соломки. И слова вождь произносил непривычные, обращаясь к кому-то невидимому, говорил о том, что капусту лучше шинковать вдоль, а не поперек, тогда она лучше разваривается и щи получаются наваристее.
-Ну что, Надя?
На террасу вышла Надя из лаборатории в красивом чистом фартуке, волосы стянуты в пучок на затылке.
-Глупости какие-то говоришь, - сказала она, улыбаясь, и поставила перед Сталиным дымящуюся тарелку. - Что вдоль, что попрек, капуста она и есть капуста.
-Не скажи, - засмеялся Сталин. - Вот я расскажу тебе одну историю...
-Архип.
Архип вздрогнул, открыл глаза, увидел встревоженное и бледное лицо Иноненко.
-Пора!
Это слово - 'пора', неожиданно больно полоснуло Архипа по сердцу, и он поежился, несмотря на то, что был укрыт одеялом.
-Который час?
-Шесть. Вставай, еще поесть надо.
Архип одевался вяло, его бил озноб. Иноненко, похоже, все понимал и оттого суетился и обращался к Архипу ласково, как к покойнику.
-Пойду, сынок, разогрею поесть.
Максим Петрович вышел, аккуратно прикрыв дверь. Архип - уже одетый в новые зеленоватые штаны и гимнастерку - присел на кровать. На душе было нехорошо, зябко: он, кажется, уже жалел, что добился направления на эту казнь. Однако пути назад не было; Архип встал, надел на голову фуражку и вышел из комнаты.
Сполоснул в кухне лицо - от холодной воды как будто полегчало, муть в голове рассеялась. Немного поковыряв ложкой разогретую на сковородке картошку, залитую яйцом, Архип сказал Иноненко, что не голоден и, пожалуй, пойдет.
В кухне никого не было, жильцы коммуналки, должно быть, еще спали. Максим Петрович вдруг шагнул к Архипу и быстрым движением перекрестил его:
-Ну, с Богом. Путь помнишь?
Архип не ответил, обулся в коридоре и вышел из квартиры. Его слегка покоробило, что Иноненко так же, как и он сам перед отправкой на казнь, вспомнил Бога.
В гаражах никого не было, на дверях правления висел замок. Ключом Максима Петровича Архип отворил ворота и вывел автомобиль. Машина радостно гудела, словно ждала его. Потревоженные, поднялись с деревьев вороны, принялись кружить тучей, хрипло каркать.
Архип аккуратно закрыл гараж.
Начал накрапывать дождь, усилился - пустой бульвар заблестел. В открытое окно доносился сырой шорох шин по асфальту. Воздух был насыщен осенними запахами, и казалось, что ты не дышишь, а пьешь сладкое вино. А ведь за стеклом был город, и город большой. На улицах никого не было, лишь у здания с
