Наш шепот был прерван возвращением дакойта, который, как и китаец, прошел через всю комнату и сразу вышел. Третий человек, в котором Смит признал малайца, поднялся по загадочной лестнице, спустился и вышел, за ним последовал четвертый, чью национальность определить было невозможно. Затем, когда мягко ступавший горбун перешел к койке справа от двери, Смит прошептал: «Петри, пошел наверх!»
Дальнейшее выжидание становилось опасным, а дальнейшее притворство — бессмысленным. Я вскочил на ноги. Выхватив револьвер из кармана пиджака, я прыжками понесся к лестнице и в кромешной темноте побежал наверх. Сзади рос хор животных криков, и надо всеми звуками возвышался какой-то сдавленный вопль. Но Найланд следовал за мной по пятам. Я несся по лестнице, вдыхая более чистый воздух, вломился в дверь, находившуюся в конце лестницы, и ввалился в комнату, в которую она вела, едва устояв на ногах.
Я увидел всего лишь грязный стол, с какими-то объедками на нем, на которые я в возбуждении не обратил внимания, лампу, висящую на бронзовой цепи, и человека, сидящего за столом. И с того мгновения, как мой взгляд остановился на нем, я думаю, даже если бы это место было дворцом Аладдина, я бы не смог смотреть ни на какие его чудеса, пока здесь был этот человек.
На нем был простой желтый халат почти такого же оттенка, как его гладкое лицо, лишенное растительности. Его руки были большими, длинными и костлявыми, и он сидел, опираясь острым подбородком на костяшки пальцев, покрытые тонкой кожей. У него был большой высокий лоб и редкие, неопределенного цвета волосы. Я не могу убедительно описать его лицо, глядевшее на меня через грязный стол. Это было лицо архангела зла, и его главной частью были жуткие глаза, в которых отражалась его душа. Они были узкие и продолговатые, с еле заметной косинкой, и зеленые, как сверкающие изумруды. Но их необыкновенное ужасное действие было в определенной дымке, какой-то пленке (что напомнило мне о подобной пленке в глазах птиц, называемой третьим веком), которая закрывала их, когда я распахнул дверь, но, казалось, поднялась, когда я перешагнул через порог, открыв его глаза во всем их ослепительном сиянии.
Я помню, что остановился как вкопанный, успев сделать лишь один шаг вперед. Гипнотическая злая сила этого человека превосходила все, что я когда-либо испытывал раньше. Он был удивлен этим внезапным вторжением, но ни следа страха не появилось на этом необыкновенном лице, только что-то вроде жалости и презрения. И пока я стоял как зачарованный, он медленно поднялся, не сводя с меня своего взгляда.
— Это Фу Манчи! — закричал Смит за моей спиной пронзительным голосом. — Это Фу Манчи! Держи его на мушке! Пристрели его, если…
Я так и не услышал конца этой фразы. Доктор Фу Манчи протянул руку куда-то под стол, и пол ушел у меня из-под ног. Мой запоздалый выстрел явно не достиг своей цели. Перед глазами мелькнула струя пламени, затем до меня донеслись еще один вскрик, последовавший за моим, гудящий звук (ловушка захлопнулась) и трель полицейского свистка. Последнее, что я видел, — это пристальные зеленые глаза, и с пронзительным воплем, который я не мог подавить, я падал вниз и вниз, пока не погрузился в ледяную воду, которая сомкнулась над моей головой.
Когда я выплыл на поверхность, меня обволокла густая тьма; я выплевывал мерзкую масляную жидкость, стараясь перебороть ужас, который держал меня за горло: ужас перед окружавшей меня темнотой, перед глубинами, которые были подо мной, перед ямой, в которую я был брошен, задыхаясь среди вони и накатывающихся волн прилива.
— Смит! — закричал я… — Помоги! Помоги!
Хотя казалось, что мой голос не слышал никто, кроме меня самого, я уже собирался кричать опять, но в этот момент я сумел собрать в кулак свою волю и слабеющее мужество и понял, что у меня имелся более рациональный способ использовать свою энергию. Я поплыл прямо вперед, полный отчаянной решимости встретить не дрогнув все ужасы на моем пути, и если уж погибнуть, то погибнуть в борьбе.
Жидкая капля огня просвистела в темноте и шипя врезалась в воду рядом со мной.
Я почувствовал, что, несмотря на мою решимость, я начинаю сходить с ума.
Еще одна огненная капля… и еще одна!
Моя рука коснулась гниющего деревянного столба и скользких бревен. Я достиг одной границы моей водяной тюрьмы. Сверху опять упала огненная капля. Я едва мог сдерживать вопль, дрожавший в моем горле и рвавшийся наружу. Я был близок к истерике. Мне все труднее было держаться на поверхности в промокшей, отяжелевшей одежде. Я запрокинул голову и посмотрел вверх.
Именно капли горящего масла из лампы, просачивавшиеся через щели в полу, падали на меня. Видимо, смертельная ловушка захлопнулась механически.
Огненный дождь вскоре прекратился, но пол над моей головой вот-вот мог обрушиться. Это был только вопрос времени, так как он медленно раскалялся докрасна. Комната наверху была объята пламенем!
Моя промокшая насквозь одежда тянула меня вниз, и я уже слышал, как пламя жадно пожирало гнилое дерево над моей головой. Скоро этот огненный котел обрушится на меня. Языки пламени становились все ярче, освещая полусгнившие сваи, на которых стояло здание, показывая следы прилива на покрытых илом стенах, показывая, что спасения нет!
Какой-то подземной трубой этот вонючий отстойник был соединен с Темзой. И по этой трубе, вместе с уходящим приливом, мое тело отправится туда, куда отправились Мэйсон, Кэдби и многие другие жертвы. К одной из стен, сообщавшихся с ловушкой, были прибиты ржавые железные перекладины, но нижних трех не было!
Все ярче и ярче разгорался страшный огонь — огонь моего будущего погребального костра, — бросая красный отсвет на маслянистую воду и делая еще страшнее картину клокочущего липкого ужаса вонючей ямы. Но при этом свете я что-то увидел… выступающую балку на высоте нескольких футов над водой… и прямо под железной лестницей!
— Милостивый Боже! — выдохнул я. — Хватит ли у меня сил?
Внезапно меня охватило неудержимое желание расхохотаться. Я знал, что это предвещало, и с суровым отчаянием переборол его.
Моя отяжелевшая одежда тянула меня вниз, как железные доспехи, боль глухо отзывалась в груди, кровь бешено пульсировала в венах. Я из последних сил напряг мускулы. Каждый взмах руки давался мне мучительно, но я поплыл к балке… ближе… ближе. Ее черная тень падала на воду, которая теперь выглядела как настоящая лужа крови. До моих ушей донеслась какая-то смесь звуков, какой-то отдаленный шум. Я уже был в тени балки, но почти выбился из сил… Если бы я мог поднять одну руку…
Сверху донесся пронзительный крик!
— Петри! Петри! — Голос, видимо, принадлежал Смиту. — Не прикасайся к балке! Ради Бога, не прикасайся к балке! Продержись на воде еще несколько секунд, и я смогу до тебя добраться!
Еще несколько секунд! Возможно ли это?
Я сумел повернуться и поднять голову, едва не теряя сознания, и увидел самое странное зрелище из всех, что я видел той ночью. Найланд Смит стоял на самой нижней железной перекладине… поддерживаемый отвратительным горбатым китайцем, стоявшим на второй перекладине, находившейся выше!
— Я не могу до него дотянуться!
Когда Смит с отчаянием произнес эти слова, я снова взглянул наверх и увидел, как китаец дернул себя за косичку и стащил ее со своей головы! Вместе с ней слез и парик, к которому она была прикреплена, и ужасная желтая маска, лишенная креплений, отвалилась от лица!
— Вот, вот! На! Скорее! О! Скорее! Спусти к нему это! Скорее! Скорее!
Роскошное облако волос упало на тонкие изящные плечи той, кто, наклонившись, передал Смиту этот необычный спасательный трос. Я был поражен, узнав девушку, которую я застал в комнатах Кэдби. Это было чудо! Она спасла мне жизнь.
Я не только держался на воде, но и смотрел не отрываясь вверх на это прекрасное лицо, на котором алело смущение, и мои глаза встретились с ее глазами, безумными от страха… за меня!
Смит, вывернувшись до предела, сумел дослать фальшивую косичку мне в руки, и я с отчаянной силой добрался и ухватился за нижнюю перекладину железной лестницы. Теперь, когда рука моего друга обхватила меня, я понял, что был на грани полного истощения сил. Последнее, что я отчетливо помню, —
