— Ну, ну, Смит, — медленно сказал я — Я не ребенок. О том, что меня «втянули в это дело», даже и разговора быть не может. Я здесь, и если от меня есть хоть какая-то польза, я рад, что я здесь.
Он сжал мою руку.
— Там были два китайца, в европейской одежде, — Господи, как у меня стучит в голове! — в той двери конторы. Они оглушили нас, Петри, — подумай только! — средь бела дня, рядом со Стрэндом — главной улицей! Нас затащили в машину — и дело сделано, я и опомниться не успел… — Его голос слабел. — Боже, какой страшный удар!
— Почему нас пощадили, Смит? Ты думаешь, он бережет нас, чтобы…
— Не думаю, Петри! Если бы ты был в Китае, если бы видел то, что я видел…
В выложенном плитами коридоре послышались шаги. Острый луч света лег на пол, осветив нас. Мое сознание постепенно прояснялось. В комнате чувствовался сырой запах подземелья. Это был какой-то илистый скверный подвал. Распахнулась дверь, и вошел человек с фонарем. При его свете я убедился, что моя догадка правильна. Я увидел покрытые скользкой грязью стены подземной темницы размером примерно пятнадцать на пятнадцать футов, длинный желтый халат пришельца, наблюдавшего за нами, его злобное умное лицо интеллектуала.
Это был Фу Манчи.
Наконец-то они встретились лицом к лицу — глава великого Желтого движения и человек, сражавшийся от имени всей белой расы. Как могу я подобрать краски, чтобы описать того, кто стоял перед нами, — может быть, величайшего гения нашего времени?
Смит точно охарактеризовал его, сказав, что у него лоб Шекспира и лицо сатаны. Во всем его облике было что-то змеиное, гипнотическое. Смит молчал, затаив дыхание. Мы оба сидели перед доктором Фу Манчи, прикованные цепью к стене, — два средневековых пленника, живая насмешка над хваленой безопасностью, которую современное общество якобы обеспечивает своим гражданам.
Он подошел к нам странной походкой, одновременно кошачьей и неуклюжей, сутуля свои высокие плечи так, что походил на горбуна, поставил фонарь в нишу в стене, не отводя от нас змеиного взгляда своих глаз, которые навсегда запомнятся мне. В них был такой странный блеск, который я раньше видел только в глазах кошек, и этот свет время от времени закрывался пленкой. Но я больше не в силах говорить о них.
До встречи с доктором Фу Манчи я никогда не предполагал, что такая интенсивная сила злобы может излучаться человеческим существом. Он заговорил. Его английский был безупречен, хотя временами он странно подбирал слова, а произношение поочередно менялось с гортанного на свистящее.
— Мистер Смит и доктор Петри, ваше вмешательство в мои дела зашло слишком далеко. Я всерьез обратил на вас свое внимание.
Он обнажил свои зубы, маленькие и ровные, но обесцвеченные болезнью, которая была мне знакома. Я заново, теперь уже изучающе, посмотрел на его глаза с профессиональным интересом, который был жив во мне, несмотря на чрезвычайную опасность нашего положения. Мне показалось, что их зелень была в радужной оболочке; зрачок был странно сужен до размеров булавочной головки.
Смит с деланным безразличием прислонился спиной к стене.
— Вы осмелились, — продолжал Фу Манчи, — вмешиваться в изменения мира. Бедные пауки, попавшие в колеса неизбежности, Вы связали мое имя с тщетностью движения младокитайцев — имя Фу Манчи! Мистер Смит, вы влезли в дело, в котором вы некомпетентны, — я презираю вас! Доктор Петри, вы болван, — мне жаль вас!
Он упер свою костлявую руку в бедро, смотря на нас сузившимися глазами. Целенаправленная жестокость была присуща этому человеку, в ней не было ничего театрального. Смит по-прежнему хранил молчание.
— Итак, я полон решимости убрать вас со сцены вашей идиотской деятельности.
— Опиум скоро сделает то же самое с вами, — взбешенно выпалил я.
Он равнодушно обратил на меня свои сузившиеся глаза.
— Это у кого какое мнение, доктор, — сказал он. — Вы, видимо, не получили возможности, которая имелась у меня, чтобы изучить этот предмет, и в любом случае я не буду иметь чести пользоваться вашими советами в будущем.
— Вы ненадолго переживете меня, — ответил я. — И наша смерть, кстати, не принесет вам выгоды, потому что… — Смит толкнул меня ногой.
— Потому что — что? — мягко спросил Фу Манчи. — Ах! Мистер Смит так благоразумен! Он думает, что у меня есть… — Он произнес слово, которое заставило меня задрожать. — Мистер Смит видел проволочную рубашку. Вы когда-нибудь видели проволочную рубашку? Вас, как хирурга, заинтересует ее функционирование!
Я подавил крик, готовый вырваться из моих уст: маленькое существо вбежало вприпрыжку в полутемный склеп, издавая пронзительные свистящие звуки, и, взлетев вверх, уселось на плечо доктора Фу Манчи. Мартышка нелепо уставилась на желтое, страшное лицо хозяина. Доктор поднял костлявую руку и погладил маленькое уродливое существо, мурлыкая.
— Один из моих любимчиков, мистер Смит, — сказал он, внезапно широко открыв глаза, брызнувшие зеленым светом. — У меня есть и другие, такие же полезные. Мои скорпионы — вы видели моих скорпионов? Нет? А моих питонов и королевских кобр? Затем, у меня есть грибы и мои крошечные союзники, бациллы. Я имею весьма уникальную коллекцию в моей лаборатории. Вы когда-нибудь бывали на Молокаи, острове прокаженных, доктор? Но мистер Смит наверняка знаком с приютом в Рангуне! И не надо забывать моих черных пауков с их алмазными глазами — моих пауков, что сидят в темноте и ждут — затем прыгают!
Он поднял своих худые руки, так что рукав халата сполз к локтю, и обезьяна, вереща, спрыгнула вниз и побежала из подвала.
— О, бог Китая! — крикнул он. — Какой смертью умрут эти — эти ничтожные, что хотели ограничить твою империю, которая безгранична?
Он стоял, как языческий жрец, обратив взгляд вверх, его худое тело дрожало, — зрелище, которое могло потрясти самый невпечатлительный ум.
— Он сумасшедший! — прошептал я Смиту. — Боже, помоги нам, этот человек — опасный маньяк- убийца.
Загорелое лицо Найланда Смита исказилось, но он мрачно покачал головой.
— Опасный — да, согласен, — пробормотал он. — Его существование представляет опасность для всей белой расы, и эту опасность мы теперь не а силах предотвратить.
Доктор Фу Манчи вышел из транса, взял фонарь и, резко повернувшись, пошел к двери своей неуклюжей, но гибкой кошачьей походкой. На пороге он оглянулся назад.
— Вы хотели предупредить мистера Грэма Гатри? — сказал он мягко. — Сегодня ночью, в половине первого, мистер Грэм Гатри умрет!
Смит сидел молча, не двигаясь, не сводя глаз с говорившего.
— Вы были в Рангуне в 1908 году? — продолжал доктор Фу Манчи. — Вы помните этот зов?
Откуда-то сверху — я не мог точно определить, откуда именно, — донесся низкий плачущий крик, жуткий, с падающими интонациями, от которого в этом угрюмом склепе со зловещей фигурой в желтом халате, стоявшей у двери, кровь застыла у меня в жилах. Его действие на Смита было поистине потрясающим. Его лицо посерело, он тяжело, со свистом, дышал сквозь стиснутые зубы.
— Оно зовет вас! — сказал Фу Манчи. — В половине первого оно позовет Грэма Гатри.
Дверь закрылась, и нас опять окутала темнота.
— Смит, — сказал я. — Что это было?
Все эти ужасы вконец истрепали мне нервы.
— Это был «зов Шивы»! — хрипло ответил Смит.
— Что это? Кто издал его? Что он означает?
— Я не знаю, что это, Петри, и кто издает этот крик. Но он означает смерть!
ГЛАВА XIV
ПРОДОЛЖЕНИЕ СНА
Возможно, были и такие, что лежали, прикованные к этой сырой темнице, и не чувствовали страха перед тем, что могло таиться в этой тьме. Сознаюсь, я не такой. Я знал, что мы с Найландом Смитом встали на пути самого потрясающего гения, который когда-либо в мировой истории посвящал свой
