— В чем ее тайна? — пробормотал рядом со мной Смит. — Почему она цепляется за это чудовище?
Отдаленные звуки растаяли в тишине. Тут до нас донесся бой часов. Они пробили полчаса. Мы со Смитом сбросили с глаз платки. Мы оказались на дорожке, где лодки тащили волоком в воду. Слева стояли освещенные луной стены и башни древней крепости.
Это был Виндзорский замок.
— Половина одиннадцатого, — воскликнул Смит. — У нас осталось два часа, чтобы спасти Грэма Гатри!
У нас было ровно четырнадцать минут, чтобы успеть на последний поезд на Ватерлоо, и мы успели на него. Я свалился в углу купе в состоянии полнейшего упадка сил. Наверное, ни один из нас уже не смог бы пробежать и двадцати ярдов. Если бы на карту не была поставлена человеческая жизнь, я сомневаюсь, что мы вообще бы устроили этот сумасшедший марафон до Виндзорской станции.
— Поезд должен быть в Ватерлоо в одиннадцать пятьдесят одну, — задыхаясь после бега, сказал Смит. — У нас останется тридцать девять минут, чтобы перебраться на ту сторону реки и добраться до его отеля.
— Где же, во имя всего святого, находится дом Фу Манчи? Мы шли вверх или вниз по течению?
— Я не мог определить. Но в любом случае, он близко от берега. Найти его — всего лишь вопрос времени. Я немедленно заставлю Скотланд-Ярд приняться за работу, но надежды практически нет. Наш побег спугнет его.
Я помолчал, вытирая пот со лба и наблюдая, как мой друг набивает табаком свою вересковую трубку.
— Смит, — сказал я наконец, — что это за ужасный вой, который мы слышали, и что имел в виду Фу Манчи, говоря о Рангуне? Я видел, как это на тебя подействовало.
Мой друг кивнул и зажег трубку.
— Там произошла жуткая история в 1908-м и начале 1909 года, — ответил он. — Абсолютно загадочная эпидемия. И этот зверский вой был с этим связан.
— Каким образом? И какая эпидемия?
— Это началось, как я помню, в гостинице «Дворцовый особняк», в военном поселении. Какой-то молодой американец, не помню имени, остановился там по делу, связанному со строительством новых бараков из железа. Однажды ночью он пошел в свою комнату, запер дверь и выпрыгнул из окна во двор. Разумеется, сломал себе шею.
— Самоубийство?
— По-видимому. Но там были странные обстоятельства. Например, его револьвер лежал около него, заряженный!
— Во дворе?
— Во дворе!
— Может быть, убийство?
Смит пожал плечами.
— Его дверь была заперта изнутри; пришлось взламывать.
— А как насчет этого воя?
— Это началось позже или было замечено позже. Один доктор — француз, по имени Лафит, умер совершенно так же.
— Там же?
— В той же гостинице; но он жил в другой комнате. Особенность вот в чем: с ним вместе жил его друг, и он своими глазами видел, как тот упал в окно!
— Видел, как он выпрыгнул?
— Да. Друг — англичанин — проснулся от жуткого воя. Я тогда был в Рангуне, поэтому дело Лафита мне знакомо лучше, чем обстоятельства смерти американца. Я говорил с этим другом лично. Он был инженер- электрик, Эдвард Мартин, и он рассказал, что этот вой доносился откуда-то сверху.
— Когда мы слышали его в доме Фу Манчи, он тоже вроде шел сверху.
— Мартин проснулся, сел в кровати. Ночь была ясная, лунная, такую луну можно видеть только в Бирме. Лафит почему-то как раз в это время подошел к окну. Его друг видел, как он выглянул. В следующее мгновение он бросился из окна со страшным воплем и грохнулся о плиты двора.
— И что потом?
— Мартин побежал к окну и посмотрел вниз. Разумеется, вопль Лафита разбудил всех. Но не было никаких улик, чтобы объяснить происшедшее. Там не было ни балкона, ни карниза, по которому можно подобраться к окну.
— Но как ты узнал этот крик?
— Я на некоторое время останавливался в этой гостинице, и однажды ночью это жуткое вытье разбудило меня. Я слышал его совершенно отчетливо, и вряд ли когда-нибудь забуду. За ним последовал хриплый вопль. Человек в соседней комнате, охотник за орхидеями, отправился в могилу тем же путем, что и другие.
— Ты после этого сменил гостиницу?
— Нет, отель был первоклассный, и его репутацию спасло то, что подобные же случаи происходили в других местах — и в Рангуне, и в Проше, и в Мульмейне. В туземных кварталах получила хождение история, распространявшаяся одним сумасшедшим факиром, о том, что бог Шива родился вновь и что этот вой был его зовом к жертвам; мрачная история, приведшая к новому подъему бандитской деятельности дакойтов- убийц и доставившая уйму хлопот начальнику окружной полиции.
— Были ли какие-нибудь необычные следы на телах погибших?
— На всех появились метки после смерти, будто их задушили! Все эти следы имели необычную форму (хотя моему глазу это было незаметно), и это, как мне тогда объяснили, каким-то образом относилось к пяти головам бога Шивы.
— Погибали только европейцы?
— О нет. Несколько бирманцев и представителей других азиатских народов умерли той же смертью. Сначала существовала версия, что все жертвы заразились проказой и в результате покончили с собой, но медицинская экспертиза опровергла эту теорию. «Зов Шивы» стал настоящим кошмаром для всей Бирмы.
— Ты слышал его когда-нибудь еще, до сегодняшнего вечера?
— Да, я слышал его на Верхней Иравади одной ясной лунной ночью, и некто из племени коласси, матрос, бросился вниз с верхней палубы парохода, на котором мы плыли! Боже мой! Подумать только, что этот дьявол Фу Манчи привез это в Англию!
— Но что он привез, Смит? — воскликнул я, ничего не понимая. — Что же он привез? Злого духа? Психическую болезнь? Что это? Что это может быть?
— Новое средство убийства, Петри. Нечто, рожденное в зачумленном районе Бирмы, откуда исходит много нечистого и необъяснимого. Дай Бог, чтобы мы подоспели вовремя и сумели спасти Гатри.
ГЛАВА XV
«ЗОВ ШИВЫ»
Поезд пришел с опозданием, и, когда наше такси, поворачивая от станции Ватерлоо, начало подниматься на мост, сотни колоколен отзвонили полночь, а колокол церкви Святого Павла — громче всех, соперничая с глубоким звоном Биг Бена.
Я глядел из окна на ту сторону реки — туда, где, возвышаясь над набережной, местом тысячи трагедий, свет нескольких крупнейших в Лондоне гостиниц образовывал что-то вроде небольшого созвездия. Я перевел взгляд от приглушенного света ресторанных залов на сотни точек-звездочек — освещенных окон номеров этих гигантских отелей.
Я думал о том, что каждое мерцающее окно говорило о присутствии какого-нибудь проезжего путника, временно обитающего в нашей среде. Там, этаж за этажом, над говорливыми толпами тротуаров находились менее общительные гости города, каждый — загадка для других постояльцев, каждый — в своей собственной келье и каждый — настолько далекий от подлинно человеческого общения, как будто его номер был сделан не из лондонских кирпичей, а из скал Индостана!
Возможно, в одной из этих комнат сейчас спит Грэм Гатри, не зная, что он проснется, разбуженный
