Итак, вы поэт, — признаюсь,не смыслю в стихах ничего.Хоть дайте мне сотню, хоть бейте,не выжму ни одного.Поэзия! Могут иныев стихи свою мысль облечь,Слова у меня простыеи не подслащена речь.Поэзия! Вы посмотрите —кругом солончак блестит.Соль, да шалфей, да камень, —не правда ль, веселый вид!Катится солнце с востокана запад в слепящей мгле, —Лишь тень от станции этойползет по мертвой земле.Поэзия!.. Ах, это Полли!Тебя сейчас мама звала.Иди же скорее к маме!Не правда ль, малютка мила?Поэзия! Легче жить с нею,хотя к созвучьям я глух.Вы дверь прикройте плотнее,у Цецилии чуткий слух.Вы видели, Полли, малютку?За месяц до родов женаЦецилия — вспомнить жутко —была душевно больна.Грустит, бывало, и плачето цветах лугов и дубрав.Женаты вы, сэр? Так, значит,известен вам женский нрав.Твердила она нередко,что «так безлюдно кругом»,А до ближайшей соседкисемнадцать миль прямиком.Я с доктором договорился,и он обещал прийти,И я, его ожидая,сидел здесь, как взаперти.Октября десятого ночьюпроснулся я в темнотеИ вижу, что дверь открыта,Цецилии нет нигде.На одеяле записка,что «так безлюдно кругом»,Пошла она ночью к соседке, —семнадцать миль прямиком.Когда, по какой дорогеушла она, я не знал.Но тотчас в большой тревогеза нею я побежал.Среди полночного мракаметался растерянно я,Так ищет следы собака,лишившаяся чутья.Да, испытал я немало,блуждая во тьме ночнойПо этой мертвой равнине,пока не вернулся домой.Не очень ведь это приятно,когда гоняется мужЗа женой-сумасбродкой в пустыне,да еще в темноте к тому ж.«Цецилия!» — в тьму исступленнокричал я и отклика ждал.«Цецилия»,— мне из каньонагремело эхо от скал.«Цецилия»,— гулом суровымс гор доносился крик.«Цецилия»,—тихим зовомоткликался заснеженный пик.
