Пахнет детство орехом в меду,Пахнет детство эмалевой краской,Рождество раскатилось на льдуИ к дверям привязало салазки.А в сочельник в закрытых дверяхТщетно скважину хочет расширить,Там в гостиной серебряный прахНа почти изумрудной порфире.Там в гостиной твой маленький братСтанет рыцарем без посвященья,Ты одна принимаешь парад,Задыхаясь от восхищенья.Но потом, заслонясь от огня,Что играет на золоте брони,Ты небрежно погладишь коняИ хлопушкой покормишь с ладони.Ведь уже подсказали огни,Что на завтра, на после обеда,Хорошо бы сюда пригласитьСинеглазого сына соседа…1934–1935
«За струнами бряцавших лир…»
За струнами бряцавших лирКружилась жизнь в шальной погоне,Но окончательный свой мирТы помещала на ладони.Мерцаньем невесомых дозВверяла радости бумаге,А город цвел корзиной розИ пыльным символом на флаге.Пусть, облачно дыша вверху,Вздымалось небо синим тентом,Ты крылья клеила стихуИ обшивала позументом.Строка к строке,К вершку вершок,Лазурь — тетрадная обложка,И до ближайшего окошкаЛетит бумажный петушок…И свой тупой измятый клювРазбив, но все-таки прощая,Он вспять печально обращает,Крыло повесив и согнув…1934–1935
В БОТАНИЧЕСКОМ САДУ
Сквозь стекла осеннее солнце греет,Под куполом из стеклаВиктория Регия в оранжерееБережно расцвела.Плотами ложатся на глади листья,И плотно, как на века,К воде прилегла снеговая пристаньРасщепленного цветка.Сквозь тропики стынущего сада,Читая дощечки мельком,Торопишься ты и становишься рядомС Дюймовочкиным цветком.Пускай на столетниках ждут бутоны,А на бессмертниках — тлен,Тебе не удастся проплыть затоныИ ботанический плен.Пускай твое сердце почти не дышит,Рука прилегла к стеблю,Зовут горожан голубые афишиОпять к твоему кораблю.Лишь ночью остынут повсюду стекла,И, не дождавшись чудес,Уходит толпа через пыльный и блеклыйПерегороженный лес.И ветки вздохнут облетевшей мимозы,И дружно ударят в окноОткуда-то сверху китайские розы
