и открыл рот, оттуда все равно не вырвалось бы ничего, кроме восторженных криков. Поэтому он сжал губы, чтобы не произнести чего-то неподобающего торжественности момента, и продолжал хранить молчание.
Наконец, снова заработал и быстро вернулся в свою обычную форму мозг Ёсинобу. Теперь нужно было срочно во что-то переплавить переполнявшую его радость (в глубине души он себя за эту радость уже возненавидел), срочно перевести ее в какую-нибудь другую форму, придать ей иной облик, выкрикнуть ее – словом, сделать что-нибудь, иначе он немедленно зальется криками какого-то первобытного восторга. Мозг лихорадочно искал замену этой радости, и вскоре она была найдена: Тёсю.
Да, война. Экспедиция против Тёсю, которая началась в шестой луне этого года (середина июля), вопреки ожиданиям, завершилась поражениями армии бакуфу во всех сражениях с войсками небольшого «стороннего» клана с доходом всего-то в 370 тысяч коку – об этом тоже вспомнил Ёсинобу. Вот о чем нужно кричать! Теперь, когда он стал главнокомандующим, войну нужно будет вести совершенно по-новому: сразу бросать в бой большие силы, проводить массированные наступления, разносить этих Тёсю вдребезги артиллерийским огнем… Только так можно будет поднять престиж правительства как внутри страны, так и за рубежом, и разом восстановить доверие к бакуфу, которое сейчас упало до чудовищно низкого уровня… А для этого Ёсинобу нужно самому выезжать на передовую поднимать боевой дух солдат, как это некогда делал основатель династии и сёгуната Токугава Иэясу, который в битве при Сэкигахара лично повел войска вперед… А иначе – стоило ли становиться главой дома Токугава?
– Ига! Ига! – вдруг закричал Ёсинобу страшным голосом, хотя Итакура Кацукиё, правитель провинции Ига, сидел прямо перед ним. – Генеральный удар – по Тёсю!
Итакура оторопел. Ёсинобу пришлось трижды терзать криком его барабанные перепонки, прежде чем тот понял, о чем идет речь. И, кстати говоря, термин «генеральный удар», самопроизвольно вырвавшийся у Ёсинобу, потом очень быстро вошел в моду и бесконечное число раз повторялся как в бакуфу, так и при дворе. Он значил то же, что и главный, основной удар, но на слух воспринимался куда более эффектно.
– За мной! Вперед! – снова выкрикнул Ёсинобу. А его блестящий, может быть, чересчур быстрый ум уже обдумывал новую структуру армии. Нельзя, как сейчас, опираться на войска кланов: основу армии должны составлять регулярные части, подчиняющиеся непосредственно бакуфу. Все они должны быть построены по европейскому образцу, исключая, может быть, соединения самураев, вооруженных копьями и мечами. Сейчас в Эдо и Осака у нас уже есть тринадцать пехотных батальонов. Да у артиллеристов – восемьдесят орудий. Несколько дней на подготовку – и я сам возглавлю поход на Запад! А правитель Ига пусть ведет двадцать вспомогательных батальонов, составленных из новобранцев!
Все это Ёсинобу и выпалил Итакура единым духом, как будто прочитал давно выученный наизусть текст.
Потом заговорил о том, что лично он возьмет с собой в поход. Пора отказаться от этих идиотских процессий даймё, которые тащат с собой в дорогу, все, вплоть до банных шаек. Подобно европейскому генералу (а, может быть, подобно самому Наполеону) ему достаточно иметь три ранца: один с зимней формой, другой – со сменой белья, в том числе исподнего, а третий – с часами и другими личными вещами. Провиант? Как всякому солдату, ему полагается паек!
Слова выскакивали из Ёсинобу последовательно и регулярно, как будто внутри него работала какая-то машина, при том, что все его суждения были необычно новыми, но совершенно конкретными.
Советник Итакура по-прежнему ошарашено молчал. Ну и голова у нового главы дома Токугава!
Ёсинобу немедленно собрал своих помощников во главе с Хара Итиносин на военный совет. Было решено выступить в поход не позже, чем через десять дней, а до того обязательно приобрести два военных корабля. Иностранные купцы как раз предлагали два (один в Нагасаки, другой – в Иокогама), и Ёсинобу приказал немедленно их купить. Одновременно он распорядился повсюду раструбить о подготовке «генерального удара». Шум вокруг планов бакуфу, да и вообще их огласка в данном случае должны были не только оказать психологическое давление на Тёсю, но и поднять престиж правительства среди верных ему кланов. Пусть об этом говорят повсюду!
Больше всех удивился вспышке этих слухов Мацудайра Сюнгаку. Не откладывая дела в долгий ящик, он приказал подать паланкин и поспешил в особняк Вакаса в Саду Священного Источника, надеясь переговорить с Ёсинобу.
В тот день у Ёсинобу было много посетителей, и Сюнгаку пришлось достаточно долго ждать аудиенции в одной из комнат особняка за чашкой чая.
«Да, похоже на то, что он сам не знает, чего хочет. Совершенно непредсказуемый человек», – размышлял Сюнгаку, которого вся эта история со спешной экспедицией против Тёсю поставила в совершенный тупик. Он с самого начала был против этой идеи. И не только он. Все знакомые Сюнгаку, будь то Яманоути Ёдо из Тоса или Датэ Мунэнари из Иё и Увадзима тоже были против. Почему? Да, прежде всего, по той простой причине, что начать гражданскую войну в условиях, когда западные державы так внимательно наблюдают за развитием ситуации в Японии – значит создать дополнительную угрозу для страны, значит, в конечном счете, сократить время жизни, отпущенное бакуфу. К тому же на кланы, в которых будет проводиться мобилизация, снова ляжет непосильное бремя военных расходов… А цены из-за войны наверняка взлетят на такую высоту (хотя они после открытия страны они и так поднялись донельзя), что это неминуемо приведет к волнениям простолюдинов, мятежам и восстаниям крестьян по всей стране…
Все это так. Но главная проблема состояла в том, как именно объявил Ёсинобу о своем решении. Разве не он еще вчера уверял Сюнгаку, что высшим органом государственного управления теперь будет совет даймё? И что же? Еще не отзвучали эти слова, а он уже самовластно, не посоветовавшись ни с кем, принимает решение по такому важному вопросу. Разве это дело?
Наконец, Ёсинобу принял Сюнгаку, и тот, правда, в уже значительно более мягкой форме, рассказал Ёсинобу о своих сомнениях.
Но Ёсинобу с порога их отмел:
– Я говорил о том, что нужно будет сделать, если меня изберут сёгуном. А сейчас я всего лишь глава дома Токугава, и потому не имею никакого права собирать совет даймё!
Строго говоря, именно так оно и было, но и вопрос Сюнгаку был немного о другом: он всего лишь хотел удостовериться в искренности побуждений собеседника. Ведь если Ёсинобу будет так же жонглировать словами и дальше, то и в бакуфу, и в обществе в целом всегда будут неправильно истолковывать его намерения и сомневаться в их чистоте… Но в открытую спросить об этом Ёсинобу у Сюнгаку не хватило духа.
Однако Ёсинобу и сам посмотрел на Сюнгаку с таким выражением, как будто хотел сказать: «Господин Сюнгаку! Вы что, не понимаете, чего я на самом деле хочу?» А вслух сказал: