комнате. Джош стоял в дверях. Она не видела его, но чувствовала его присутствие так же отчетливо, как если бы он тронул ее за плечо.
— Ты помнишь свою маму? — спросил Макс.
— Да, — ответила Бриджет сдавленным голосом.
— А я свою не помню.
Бриджет сняла носок и коснулась рукой его лба.
— Я многое помню, но сейчас мне вспомнилось, как однажды, когда я была маленькой, мама повела меня покупать мои первые бальные туфли. Мне было пять или шесть. Они были черные, лакированные, с одним ремешком. — Она провела на ноге линию. — Мне они так понравились, что я чувствовала себя в них как принцесса и не хотела снимать, а хотела идти в них домой. Но мама сказала, что я могу их поцарапать или еще как-нибудь испортить, поэтому мы донесли их до дома в коробке.
У Макса слипались глаза, он уронил голову на подушки.
— Ты такая красивая, как принцесса, Бриджет, — прошептал он и уснул.
Она сидела на краю кровати и смотрела на спящего мальчика. Джош подошел сзади и положил руку ей на затылок. По ее спине пробежала дрожь. Она потянулась к его руке и крепко прижала ее, стараясь не расплакаться от жалости к малышу, который не помнит свою маму.
Бриджет осторожно, чтобы не потревожить Макса, поднялась с кровати.
Взглянув на Джоша, она увидела в его глазах такую грусть, что ей захотелось сказать ему: он хороший отец, просто замечательный. И он вырастил чудесного сына. А то, что Макс грустит, вспоминая свою маму, это совершенно естественно. Он был еще совсем маленьким, когда она умерла. Но Бриджет инстинктивно чувствовала, что не ей говорить ему об этом.
Она тихо спустилась вслед за Джошем в кухню, где он налил им по чашке кофе.
— Ты успел что-нибудь сделать? — спросила она беззаботным голосом.
— Да, и все благодаря тебе. — Он посмотрел на нее долгим взглядом. — У тебя усталый вид. Даже когда Макс болеет, он способен утомить любого взрослого. Откуда же ты знаешь, что сказать ему, что с ним делать? Где ты научилась этому волшебству? — Он взял ее руку и прижал ладонь к своим губам.
Его губы были горячими, такими горячими, что обожгли ей ладонь. Бриджет отступила назад, но натолкнулась на холодильник. Она уже смирилась с тем, что те безумные поцелуи ей только приснились, но он опять не отрывал от нее взгляда, а в его глазах вспыхнуло что-то, чего она не видела никогда раньше. Бриджет ожидала благодарности за Макса и не хотела ее. Она не знала, чего она хотела, пока это не произошло. Пока он не взял ее за руки и не прижал к блестящему белому холодильнику.
У нее не было пути к спасению. Она видела желание в его ослепительно голубых глазах. Он склонился к ней, но, прежде чем поцеловать, сказал:
— Он прав, ты такая красивая, — и снизил голос до шепота: — Такая красивая.
От этих слов Бриджет размякла. Она ждала страсти, но не нежности — он дал ей и то и другое. Она отвечала на его поцелуи, желая показать, как много он терял, решив жить в одиночестве. Доказать, что можно снова любить, снова жить. Но она знала, что он ответит: нельзя снова полюбить, он не собирается снова влюбляться, это вовсе не любовь.
Черт, он едва не провел ее. Это было так похоже на любовь, что она совсем потеряла голову. Ей следовало быть осторожней. Она вспомнила слова Кейт: «Помни, Бриджет, ты в очень уязвимом положении. Ты влюбишься в первого встречного, который тебе улыбнется». В Джоша Джентри она влюбилась раньше, чем он улыбнулся ей. Гораздо раньше. И если она не одумается, то ее ждет очередное поражение.
Она прервала поцелуй и подняла голову, чтобы набрать воздуха — глоток воздуха и глоток реальности. Джош удивленно посмотрел на нее. На самом деле ей нужен был не только глоток воздуха или реальности, ей нужно было строгое напоминание о ее жизненных целях.
Она пробормотала что-то неразборчивое и высвободилась из его рук. Еле нашла заднюю дверь, вышла наружу и пошла через поле, не замечая пения птиц, не видя диких маков, трепещущих на ветру. Она была уже у конюшни, когда развернулась и пошла обратно — ей нужно было все объяснить Джошу. Он стоял в дверях и смотрел на нее.
— Мне хотелось бы… мне необходимо сказать тебе кое-что, — произнесла она, обходя его, чтобы войти в кухню.
Он подвинул ей стул, а сам сел напротив нее.
— Я была единственным ребенком в семье, понимаешь? — сказала она. Слова вырывались так быстро, что она не успевала их остановить. — Тебе не понять, что это значит, но, поверь мне, это значит быть одинокой. Поэтому я думала, что, когда вырасту, у меня будет большая семья. И карьера. Почему бы и нет? Почему не иметь все это вместе? Сразу после колледжа я стала заниматься рекламой. Это интересная и творческая работа. У меня есть дух соревновательности, и я преуспевала в этом деле. Я оказалась в одном из крупнейших агентств и влюбилась в сына босса. Но не потому, что он сын босса. Потому, что он хотел того же, что и я: успеха, семьи. Детей. Казалось, мечты начинали сбываться.
— Ты чувствовала себя как принцесса, — сказал Джош.
Она криво усмехнулась.
— Да. Но я не была принцессой. Все рухнуло. После многих лет попыток совместить карьеру с семьей и поисков мужчины, который хотел бы того же, я оказалась у разбитого корыта. Мы потеряли заказ. Он считал, что это моя вина. Может быть, и так. А может быть, это была его вина. В любом случае он свалил все на меня, чтобы спасти свое положение. Меня уволили. Он получил повышение.
Джош поднялся и снова налил кофе.
— Потому что отец этого типа был боссом?
— Это, конечно, увеличивало его шансы. Но он и в самом деле хорошо знал свою работу. Вот почему мне нужно добиться успеха с этим «Диким мустангом».
— Чтобы доказать ему, что ты не хуже его?
Она сделала глоток кофе.
— Доказать себе самой. Хотя я и не могу отрицать, что мне хочется показать ему, на что я способна. Он сказал мне, что я слишком нервная и напряженная, чтобы быть хорошей женой и матерью, и что, плюс ко всему, я недостаточно способна и талантлива, чтобы преуспеть в рекламном деле. — От простого повторения эти слова, которые когда-то так ранили ее, теряли свой яд.
— Ты веришь ему?
— Только не в том, что касается рекламы. Я знаю это дело. Я правда знаю. Я знаю, что могу с ним справиться. Я открыла собственное дело, а теперь вот получила заказ на «Дикого мустанга». Что же касается способности быть матерью и женой… Что ж, нельзя иметь в жизни все, теперь я это точно знаю. Я решила сосредоточиться на чем-то одном. И это одно — реклама. — Она набрала в грудь воздуха. — Все, что я хочу сказать, — это чтобы ты не беспокоился из-за того, что я пытаюсь влезть в твою жизнь и стать суррогатной матерью Максу и все такое, как бы сильно я ни привязалась… ни полюбила его. Потому что, когда съемочная группа уедет, я тоже уеду. Вернусь в свою жизнь. У меня есть планы, грандиозные планы. Этот «Дикий мустанг» только начало.
— Целая речь, — сказал он.
Один уголок ее рта пополз вверх. Не улыбка, зато искренне.
— Самое время для ленча, — продолжал Джош. — Что ты будешь, куриный суп-пюре Кэмпбелл или куриную лапшу Кэмпбелл?
— То, что будешь ты.
Они ели суп вприкуску с крекерами и разговором о ее жизни.
— Ты уже, наверное, оглох от моей болтовни, — сказала она, разламывая крекер. — Ты хороший слушатель.
Он взял ее руку, второй раз за этот день, и накрыл своей ладонью.
— Ты хороший рассказчик.
В этот момент Макс позвал сверху, из своей комнаты, — ему было жарко, хотелось есть и пить. Джош сказал Бриджет, что позаботится о нем, что она может пойти подышать. Она запротестовала, но он вывел ее за дверь. Она вдохнула аромат роз, взбирающихся по шпалерам, сорвала несколько маков, почувствовала солнце на своей коже и услышала голоса птиц.
