едва не опрокинув.
— Эй, — сказала она, беря его на руки. — Дайка мне взглянуть на тебя. Теперь тебе лучше?
— Ага. У меня уже прошла ветрянка. Можно меня тоже будут снимать? Папа говорит, я должен улыбаться. Вот так. — Джош не мог видеть его лица, но живо представил себе улыбку, которую Макс репетировал два дня подряд.
Бриджет рассмеялась и посмотрела поверх головы мальчика на Джоша. Когда она встретилась с ним взглядом, привычный мир вокруг него поблек. Красная почва, и холмы в отдалении, и широкое небо — все смешалось.
— Конечно, можно, тигренок, — сказала она, снова переведя взгляд на Макса. — У них полно пленки. Можешь даже сам поснимать, если захочешь. Я сказала им, что ты уже все умеешь. Дай только достану из машины провизию. Вечером приготовлю на всех обед.
— Я помогу тебе, — сказал он, не дожидаясь напоминания Джоша. Джош тоже было вызвался помочь, но Бриджет сказала, что они с Максом вполне управятся. Тогда он пошел в конюшню, чтобы проверить лошадь, на которой собирался позировать. В какой уже раз. Когда он вернулся, Бриджет и Макс только что появились в дверях дома.
Макс помчался смотреть, как операторы выгружают оборудование.
— Не стоит терять время, — сказала Бриджет Джошу. — Завтра мой последний день здесь.
— Что? — Джош оторопел.
— Если все пойдет нормально, завтра мы закончим. Мне бы не хотелось больше отнимать у тебя время.
Джош смотрел на нее в упор. Ему показалось, что он упал с лошади, он был озадачен, выбит из колеи.
— Я не знал, — пробормотал он. — Я хочу сказать, я знал, что ты уедешь, но… Максу ничего неизвестно об этом. Ума не приложу, как ему сообщить. Ему будет не хватать тебя.
Она кивнула.
— Я сама ему скажу. Мне тоже будет его не хватать. Пойдем, познакомлю тебя с операторами, — сказала она. — Пора начинать.
Она говорила спокойно и серьезно. А чего он еще ждал после их последней встречи? И все же было обидно, что для нее это всего лишь очередная работа. А каково будет пятилетнему мальчику, чья мама умерла? Ну, допустим, ей наплевать на Джоша, но Макс-то, неужели ей его не жалко? Джош слышал, как она называла ему имена фотографов, но тут же забывал их. Он тряс им руки, пытался смотреть в глаза, но видел только свое озадаченное лицо, отражавшееся в их солнечных очках. Потом они все вместе отправились осматривать окрестности.
Джош шел впереди, Макс скакал следом, стараясь не отстать, гордый тем, что у него на шее висит камера. Бриджет шла вместе с операторами, тащившими за собой треноги, рефлекторы, камеры, и давала беглые инструкции:
— Силуэт… на разном фоне… профиль… мужественный, сексуальный…
Джош все еще пребывал в состоянии шока. Уезжает. Она уезжает. Он автоматически оседлал выбранную лошадь. Сделал несколько кругов по загону перед группой. Затем направил лошадь на вершину холма; за ним поползли операторы, задыхаясь с непривычки и устанавливая камеры в указанные Бриджет места. Фотографы кивали, записывали, делали мелом метки на земле.
Слова Бриджет о том, что фотографы не будут отрывать его от работы, оказались не совсем верны. Он и тогда не вполне поверил в ее обещания, но только сейчас понял, как много потребовалось времени, чтобы выбрать нужный ракурс. Они повторяли одно и то же по нескольку раз, снова и снова, так что к перерыву на ленч он совершенно выдохся от этого нудного однообразия. Операторы принесли дорожный холодильник, полный пива, а Бриджет отправилась к своей машине за мясными и сырными сандвичами, которые она заказала в городской закусочной.
— Я хочу, чтобы вы сняли всадника верхом на лошади на фоне закатного неба, — сказала Бриджет операторам. — Здесь потрясающие закаты.
— А как насчет рассвета? — спросил Джош. — Рассвет может оказаться впечатляющим.
— Рассвет? Я не думала об этом, — протянула Бриджет, потягивая кока-колу. — Ты готов встать так рано?
— Я-то готов, а ты-то как? Тебе придется остаться здесь на ночь.
О Господи, только не на ночь. Только не в его красивом, уютном доме, который иногда казался ей ее собственным. Где она уже чувствовала себя как дома. Но что она могла сказать? Что боится оставаться здесь, чтобы окончательно не завязнуть? Было поздно закрывать дверь конюшни — ведь лошадь уже убежала. Она не имеет права пренебрегать возможностью сделать такой снимок только из-за собственной слабости, только из-за того, что боится спать под одной крышей с Джошем.
А если посреди ночи она встанет, постучит в его дверь и бросится в его объятия, умоляя заняться с ней любовью, так сказать, до отъезда? Нет, риск был слишком велик, надо убираться отсюда.
— У тебя и так дом полон, — сказала Бриджет. — Не хочу злоупотреблять твоим гостеприимством. Я вернусь вечером в город, а рано утром приеду. До рассвета.
— Останься, — твердо сказал он и накрыл ее руку своей ладонью. — Останься здесь, с нами.
Это было не приглашение, это был приказ. От неожиданности она не знала, что сказать. Она огляделась — операторы стояли неподалеку и курили.
— Я тебя не понимаю, — начала Бриджет. — Когда я видела тебя последний раз, ты сказал…
— Я знаю, что я сказал, — тихо ответил он. — И прошу прощения. Мне не следовало приходить в твою комнату; а если пришел, то не следовало уходить. Не могу выразить словами, как я жалею об этом.
— О том, что пришел, или о том, что ушел?
— И о том, и о другом. Но что сделано, то сделано. Если ты боишься, что я снова приду, не бойся. Все, что меня волнует, — это твое будущее. Твое счастье. Твоя работа. Твой успех. Я хочу, чтобы ты осталась здесь и могла сделать утром самые удачные кадры.
Макс был в неописуемом восторге, узнав, что Бриджет остается на ночь. Но он был так утомлен, что даже не возмутился, когда она предложила проводить его наверх и уложить спать. Она укрыла его одеялом и подумала, что, пожалуй, пора сказать ему, что она уезжает. Глядя на его слипающиеся веки, на ручонку, все еще держащую ее руку, она поняла, что не может сделать этого.
— Ты будешь здесь, когда я проснусь, да, Бриджет?
— Конечно, буду. Я буду здесь завтра целый день, а потом…
Даже если бы у нее хватило мужества сказать ему, он все равно уже спал. Она еще раз посмотрела на него и закрыла за собой дверь.
Снимали всю вторую половину дня, до самого заката, когда наконец отсняли кадр, который, Бриджет знала это, получился именно такой, какой они хотели. Небо было окрашено во все оттенки цветов, от оранжевого до малинового. Джош застыл на лошади, резко выделяясь на фоне неба. Здесь было все — энергия, сила, сексуальная притягательность. Бриджет облизала сухие губы. Она вспомнила миг, когда впервые увидела его. Волшебный миг, когда она поняла: он тот, кто ей нужен.
Она облегченно вздохнула: как бы то ни было, что бы ни произошло с ней во время этого путешествия в отдаленный уголок Невады, она получила то, за чем приехала. Даже больше. Она не хотела думать о залитой полуденным солнцем Мэйн-стрит; о том, как сгущались сумерки на ранчо и тени падали на поля; о том, как она держала в своей руке руку Макса, и о том, что завтра это будут только воспоминания.
Она заставила себя сосредоточиться на приготовлении обеда. Не время вспоминать, она не может позволить себе размякнуть накануне отъезда. Чтобы ею окончательно не овладела меланхолия, она отправилась в кухню и, пока фотографы по очереди принимали душ, а Макс смотрел телевизор, приготовила запеканку из брокколи, цыпленка, риса и сметаны, купленных в городе. Она пекла ее раньше, у себя дома, поэтому делала все почти автоматически, в то время как ее мысли блуждали и уносились в завтрашний день. Завтрашний день, последний для нее.
После ужина операторы отправились на крыльцо покурить.
— Пойду уложу Макса спать, — сказал Джош Бриджет. — Не думаю, что он будет рад, если пропустит утренние съемки. Кстати, я уже устроил операторов в комнате для гостей, поэтому тебе, боюсь, придется
