О сеньоре Красная Борода, рыцаре, влекомом сокровищем, но не обретшем оное

Гела ГРИНЕВА О сеньоре Красная Борода, рыцаре, влекомом сокровищем, но не обретшем оное

Пунктир средневекового романа

Предисловие

Паломничество видится движением по вертикали, «по меридиану», даже если путь пролегает по широте (к Кентерберийской, к примеру, святыне, или из Рима в Царьград). Оно во всяком случае есть восхождение, явное или сокровенное.

Трансальпийские переходы Барбароссы вертикальны в обоих смыслах слова: строго географическом — движение его, колебание вверх-вниз, происходит по срединному меридиану Европы, — и ментальном. Краснобородый карлик поднимается к небесам, подпирая свод оных главою Священной империи, и в ту же минуту валится вниз, на дно и за дно, за пределы христианской морали, доходя молниеносно «до полного окаменения тролля».

Трудно представить Фридриха паломником, буквально — странником с пальмовой ветвью. Север Италии залил кровью, в Рим явился варваром, корону воздев на копье. Тем более трудно представить его пилигримом нам, испытавшим недавно нашествие орд новейших: Барбаросса прямо связан у нас с Гитлером. Имя его в России стало нарицательным, пишется и читается — мыслится — в кавычках.

И все же нам предстоит чтение о паломничестве, сложное, многослойное: герой, лязгая доспехами, прыгает с этажа на этаж средневекового мира.

Гела Гринева, медиевист, эссеист, художник, в своем исследовании Средневековья полагает паломничество понятием ключевым. Исследование многолетнее, явленное во многих публикациях, зарисовках и чертежах. Центральная тема — формирование образа Бога в творчестве западноевропейского Средневековья, от момента Миллениума, от эпохи Крестовых походов до «осени» готики.

История Барбароссы — «пунктир романа», лишь малая его часть.

Тема представляется актуальной, пусть и в трансляции: возвращение к вере, восстановление, реконструкция прежнего или наработка нового языка, равно приемлемого для общества и клира, — процесс противоречивый и болезненный. Здесь, в слове — и неизбежно в искомом образе, — у нас зияет заметная прореха. Или расстилается калька, на которую спешно сводятся некие образцы, рассыпающиеся в итоге на суммы цитат; слово остается неподвижно. Нужен не учебник, но опус, встречное росту образа — сочинение, (пальмовая?) ветвь слова.

Андрей БАЛДИН

ПРОЛОГ

Человечество так и не обрело Грааля, обещанного великим романистом Средневековья Кретьеном де Труа[1]. Кретьен и сам не добрался до сокровища, он умер, не закончив «Книги о Граале», состоящей из «Романа о Персевале» и «Романа о Гавейне». Собственно, Кретьен не объяснил даже, чего мы не обрели. Ибо роман Кретьена — роман-путешествие. Повествование вьется вокруг авантюр и подвигов доблестных рыцарей, цель же — священный Грааль, остается недостигнутой, тема Грааля Кретьеном Труанским будто и недоиграна — пассаж, набросок, намек. Что тому причина? Беглость и легкость языка, будто устремленного к новым авантюрам, вперед, к подвигам мушкетеров? Или неуловимая, туманная сущность самого священного сосуда?

Вольфрам фон Эшенбах не только переложил Кретьеново повествование с французского на немецкий. Он переложил роман с куртуазного на мистический, наполнив эту историю принципиально другим смыслом. С подвигов доблести и славы он перевел взор на Грааль, высветил его суть. А потом укрыл его тайной многозначности и превратил в священное сокровище. Вот он — пароль Средневековья! Сокровище как таковое становится смысловым центром средневековой немецкой литературы, от Нибелунгов до «Народной книги о Фаусте». Западное Средневековье — необозримая, не называемая одним словом громада, тяготеющая выйти за собственные (весьма условно определенные) пространственно-временные рамки. Оно норовит обернуться то «каролингским возрождением», то «средневековым капитализмом», то «Ренессансом XII века», то «религиозным гуманизмом». Не является ли чуть не единственным собирательным общим эпохи именно Оно — сокровище? Когда мы пытаемся обозреть это время, взгляд то и дело натыкается на следы поиска сокровища — на диковинные, похожие на затейливый узор, формулы астрологов, на тигли и реторты алхимиков, описания маршрутов тех, кто отправился на «queste» (со временем само это слово, означающее «поиск сокровища», станет определением отдельного вида средневековой литературы). Облекшись в христианскую веру, крестоносное Средневековье придает своему сокровищу новую форму — форму Гроба Господня, тем самым подсознательно возвращая его таинственной, дремучей тайне прошлого, преданного земле. Средневековое сокровище темно и таинственно еще и потому, что в культуру оно просачивается из ранних эпических произведений: ритуальные и магические мотивы становятся неактуальны, смысловые и логические связи утрачиваются — так при переписывании текстов возникают смутные места, допускающие многочисленные толкования.

В 1160 году неизвестный австрийский автор, обработав старинные германские саги, создает средневековую версию истории о Нибелунгах — «Конец Нибелунгов». К 1200 году история эта отливается в знаменитый куртуазный роман — «Песнь о Нибелунгах». Именно там прозвучит заветное слово — Horst — сокровище, символизирующее могущество и господство. Волею судьбы в то же самое время, в 1160–1162 годах, в баварском монастыре появляется произведение «Ludus de Antichristo», где в достаточно подобострастных выражениях воспевается немецкий император Фридрих. Что совершенно неудивительно: в это время правит император с таким именем. Однако ж автор этого весьма посредственного произведения вдруг поднимается на крыльях немыслимых национальных галлюцинаций и утверждает — перед Светопреставлением люди объединятся против Антихриста и возглавит это необычайное собрание немецкий император по имени Фридрих. Когда в начале XIII века, отредактированное поколениями миннезингеров, это пророчество попадет в роман Вольфрама фон Эшенбаха, оно уже будет неразрывно связано с Horst Нибелунгов, Нибелунги же будут ассоциироваться с древней славой германцев вообще. «Император Фридрих выйдет из горы», — уточняет еще одна немецкая легенда. Невероятно. Таинственное сокровище Нибелунгов на заре времен возникло именно так: «Золото вышло из горы (из камня, из породы)», — утверждают эпические источники. Контаминация истории Нибелунгов и истории императора — спасителя нации — так сильна, что просто сплавляет их в единую плоть. Император — он и есть главное сокровище Германии. «Немецкий император по имени Фридрих, по праву древнего наследства наделенный могуществом и властью, дарованными сокровищем, объединит германцев и вернет их к золотому веку немецкой империи» — примерно в таком виде «старинное» пророчество доживет до нового витка национальной гордости тевтонцев в XIV–XV веках и станет основой так называемого пророчества Гамалиона. Какой император введет немцев в Золотой век? Воодушевленные ожившей легендой, немцы сначала полагали, что это будет Сигизмунд. Но он не оправдал надежд. Впрочем, он не был и Фридрихом. Разочаровал их и Фридрих III Габсбург. Тогда взоры немцев обратились вспять. Император Фридрих II, внук Барбароссы, слепил свою раздираемую противоречиями империю, но немцам опять же не угодил — потому что по крови больше был итальянцем, чем германцем. И тогда пророчество еще раз шагнуло назад. И