меньше десятка, и все с оружием. Несколько местных и заезжих мужчин, сидевших за столами и стоявших у стойки, при виде непорядка двинулись было с места. Блеск отточенного железа мигом их вразумил. Остался сидеть на своем месте старый горшечник, везший в Кондар небьющиеся кувшины и звонкие чаши из белоснежной глины, водившейся в одном-единственном месте, близ его дома. Мрачно замерли сыновья старика. И даже охотник, уложивший свои меха на повозку горшечника и за то взявшийся провожать его по лесам…
– Всем тихо сидеть, – ухмыляясь, приказал разбойный вожак. – Без нужды не тронем. А кто вынудит, не обессудь!
Вот потому, думал между тем Волкодав, я и не пустил Тилорна обратно через Врата. Да и Эвриху на самом-то деле не след бы высовываться сюда… Ох, Беловодье!.. Даже и меня по сторонам оглядываться отучило. УЖ что говорить про тех, кто там вырос!.. Но я, я-то хорош!.. На какой мякине попался…
Тут венн дал себе слово: останется жив – до конца дней своих не послушает человеколюбцев. Милосердцев всяких там. Вроде Матери Кендарат. Внял ее наставлению, не схлестнулся насмерть с четверыми в деревне… и вот награда. Как бы теперь повела себя жрица? На какую ошибку ему указала бы? Вовсе не надо было обижать данщиков у реки, а обидел, так пожинай?.. Волкодав свою оплошность видел разве в том, что на месте голов им не скрутил. Сейчас еще Сенгар припожалует… Которого он тоже имел глупость носом потыкать, а потом отпустить…
Кто-то торопливо свел его запястья и начал весьма умело опутывать прочной веревкой, похожей на струнную тетиву. И за то спасибо, что сразу не накинули на горло удавку. Волкодав напряг руки, стараясь оставить себе хоть какую надежду, но возившийся с веревкой оказался тоже не промах:
– Не балуй, ты!.. – И под ребра уперся кончик ножа. Эврих сидел наверху, в комнате. Он усердно писал- таки книгу обо всем увиденном в путешествии. Вот уже который день венн ожидал, чтобы ему наскучило это занятие, но арранту прилежания было не занимать. Сегодня он взялся усердно расспрашивать Рейтамиру, а та только рада была говорить. Стоя дурак дураком со связанными руками, Волкодав подумал об этих двоих, не зная, чего пожелать. Чтобы они выглянули в общую комнату? Или чтобы просидели в неведении, пока все не закончится и разбойники не уйдут?..
Ноги они ему связать не додумались, и Волкодав все поглядывал на вожака. Однако тот, не в пример самому венну, бдительности не терял. И ножа от горла Сумасшедшей Сигины не отводил.
– Пойду гляну наверху, – сказал один из разбойников, рослый усатый парень. Предводитель кивнул. Волкодав проводил взглядом двоих, ушедших по винтовой лесенке, и на душе потемнело. Их комната была самой первой по коридору (и оттого самой дешевой). А с Эвриха велика ли защита?..
Между тем на нем расстегнули ремень с ножнами, и алчные руки немедленно обнажили клинок. Грабители зацокали языками, любуясь сплетениями неповторимых солнц, бегущими от кончика до рукояти. Волкодав видел, какое искушение немедленно одолело главаря. Ему смерть захотелось самому испробовать меч, отобрав его у подручного (подручным, кстати, был тот молодой стрелок, охотник на кур). Но и Сигину было боязно выпускать, притом что двое с луками держали венна на прицеле… Знать, чуял нутром, что Волкодав и со связанными руками мог натворить дел… И нацеленными стрелами навряд ли смутился бы…
– Слышь, Тигилл, – обращаясь к предводителю, сказал вдруг пожилой седоусый разбойник. – Больно непростой меч у парня. Смотри… Не нарваться бы…
Волкодав сразу спросил себя, на кого они опасались нарваться. На знатного витязя? Воскресшего Жадобу? Или на кого-то еще?.. Молодой стрелок осторожно попробовал лезвие ногтем, восхищенно воздел порезанный палец, схватился за рукоять уже двумя руками – и с силой рубанул по столешнице. Солнечный Пламень, вряд ли обрадованный таким с собой обращением, яростно сверкнул в отсветах каминных углей. Вычертил свистящую дугу, глубоко вошел в вязкий падуб… и насмерть застрял. Стрелок начал дергать и раскачивать его, стремясь высвободить из разрубленной столешницы. Ничего не получалось: Божья Ладонь держала крепко. Вырваться из бессовестных рук и уязвить оскорбителя меч, к сожалению, не умел. Но что мог, то мог.
Отчаянно бранясь, стрелок пытался выдернуть упрямое лезвие, остальные хохотали, глядя на его усилия. Кто-то посоветовал загнать в трещину клинья. Другой предложил сходить за пилой.
Не до веселья было одному предводителю.
– Ты! – косясь на дверь, вновь окликнул он того, что связывал Волкодава. – Давай!
Венн напряженно ждал, что его сейчас пырнут в спину (ощутить близящийся удар и кувырком броситься через стол, ногой снося Тигиллу полчерепа – ибо все равно нечего будет терять…), но разбойник обошел его кругом, хищно усмехнулся – и одним движением раскроил на нем рубашку от шеи до пояса. Тогда Волкодав заметил у одного из Сонморовых людей в руках свернутый кнут и догадался, что именно было у них на уме. Главарь не забыл происшествия в деревушке. Он чувствовал себя униженным. И собирался причинить своему обидчику ответное унижение.
– Если заорешь, – кривясь в усмешке, сказал он Волкодаву, – мигом старухе глотку перехвачу.
Волкодав ничего ему не ответил. Этого человека, появись только такая возможность, он собирался убить. А посему и разговаривать с ним…
Тигилл был, кажется, не рад, что сам пожелал вывести Сигину. И меч не случилось первым попробовать, и кнутом поиграть… Он безошибочно видел, что пленника держал лишь нож у женского горла. И поди передай старуху подельникам. Какое передавать! Дрогни палец – и пожалеть о том не успеешь. К скамье привязать венна? Только удовольствие портить… Волкодав прислушивался, что делалось наверху. Там все было тихо.
Крепкий молодой парень, у которого с запястья свисал кнут, был одет в потертую черную безрукавку. Ни один нарлакский мужчина не показывался на люди иначе как в безрукавке, носимой, согласно обычаю, в память о кочевом прошлом народа. Для стариков и почтенных мужей их кроили из цельных, без разреза, овчин, молодежь в возрасте деяний носила кожаные, притом на голое тело. Наверное, затем, чтобы все могли видеть красивые мускулистые руки и широкую грудь, твердую, как две ясеневые доски. Кнут шевелился на полу толстой змеей, но в глазах парня решимости не было. Он выглядел не дураком подраться, помахать кулаками и даже ножом, но спускать шкуру со связанного… тут особый дар нужен, не каждого Темные Боги им наделяют. В деревне Волкодав этого молодца не видал.
– Заснул, Динкел? – рявкнул предводитель. – А ну, объясни ему наконец, кто такой Сонмор! Пусть поскачет!
Парень нахмурился и с видимой неохотой начал отводить руку назад, но седоусый придержал его за плечо:
– Постой…
Он пристально вглядывался в Волкодава.
– Что тебе еще, Морни!.. – рассвирепел главарь. – Знакомца признал?..
Все катилось не по задуманному. Он-то мыслил быстренько проскользнуть на постоялый двор – обобрать и избить не в меру наглого венна, а заодно дерзко позлить наместника Рино – и так же быстро удрать, а там ищи ветра в поле. Неожиданные препоны были совсем ни к чему.
– Посмотри на него, Тигилл, – внимательно хмурясь, проговорил Морни. – Клеймо видишь? Три зубца в круге? Помнишь ты, что это такое? Самоцветные горы!..
Теперь уже все уставились на Волкодава, и он знал, о чем они думали. В Самоцветные горы попадали не только безвинно, по злой прихоти случая, подобно ему самому. Сколько матерых душегубов горько проклинало судьбу, пронесшую их мимо топора и петли! Ибо на рудник продавали – были бы телом выносливы да сильны! – отъявленных воров и убийц со всего света. Ибо какой же правитель станет казнить пойманного злодея, если на нем можно нажиться?.. Ну и откуда было знать Тигиллу и остальным, кто стоял перед ними? С клеймом каторжника и великолепным мечом, за который весь этот гостиный двор можно было купить на корню?.. А вдруг великий вор, перед коим сам Сонмор шапку станет ломать?.. Мало ли кого в свое время за хорошее подношение выпустили из неволи!..
– УМНЫЙ ты, Морни, – впервые подав голос, проворчал Волкодав. Наверху по-прежнему было тихо. Он даже начал надеяться, что еще можно разрешить дело миром…
…И за эту надежду был немедля наказан. Мало, видно, жизнь его вразумляла: рассчитывай на худшее, тогда, может, шкуру на плечах и удержишь!.. Если повезет, конечно…
Не повезло. Тигилл оказался из тех, кому, если что втемяшится, на пути лучше не становись. Чтобы
