Он не понял, что имел в виду дядя, но встал и дал ему вылезть из кабинки. Парень занял его место, отыскивая среди бутылок на столе ту, что не допил раньше.
Садясь на свое место, он наблюдал, как дядя Томми пересекает бар, протискиваясь за спинками стульев, окружавших столы. В углу была дверь с рисованой табличкой, на которой фигура из палочек обозначала мужской туалет. Но дядя направился не к ней, а отдернул занавес, скрывавший боковой проход, и исчез за ним.
Он сел на свое место, не отрывая взгляда от занавеса и потягивая потеплевшее в руках пиво.
Спустя какое?то время дядя Томми вернулся. Он стоял рядом с ним, возле кабинки.
— Ну?ка, парнишка… – За столом напротив отец дважды поднял вверх большой палец. – Дай сесть своему старому дяде.
От дяди пахло по?другому – потом и чем?то еще. Он поднялся, слегка подавшись назад, – в запахе, проникшем в его ноздри, ощущалось что?то животное, – и дал Томми сесть в кабинку.
Он сел назад. На лице дяди расплылась широкая улыбка. Двое парней за столом неторопливо перемигнулись и вновь принялись за свое пиво.
Томми бросил на него косой взгляд, затем наклонился над столом и изверг полный рот крови. Она залила весь стол, повалив пустые бутылки.
Он мгновенно выпрыгнул из кабинки – так выпрыгивают из двери несущегося на полной скорости автомобиля, – споткнулся и чуть не упал на спину. Стоя в паре футов поодаль, он слушал, как мужчины стучат по столу и воют от смеха громче, чем когда коротышка с ящиком ударил его током.
— Ну, Том, безмозглый ты тип! – Отец побагровел, задыхаясь от смеха.
У дяди Томми по подбородку стекала тонкая красная струйка; другой кровавый ручеек добрался до края стола и капал вниз. Изрядно навеселе, дядя улыбался, обводя взглядом парней в кабинке, довольных шуткой. Его влажная ухмылка была красной из?за крови, которая просачивалась в щели между зубами.
Смех утих; качая головами, мужчины утирали слезы в уголках глаз. Все они сделали по большому глотку пива. И тут он заметил, что в кабинке для него нет места. Все подвинулись понемногу и заняли все пространство, а дядя сидел прямо с краю, где раньше был он.
Они ничего не сказали, но он понял, что это значит. Он повернулся и посмотрел в конец бара, на занавес, который закрывал проход. Настал его черед!
* * *
Женщина провела рукой сбоку по его шее.
— Ты ведь раньше здесь не бывал? – Она улыбнулась ему. По?настоящему, а не чтобы посмеяться.
— Нет. – Он покачал головой.
Ее рука была прохладной по сравнению с тем жаром, который бушевал у него под кожей. Он указал назад, через плечо:
— Я приехал с папой и его друзьями.
Она перевела взгляд с его глаз туда, где пальцы ерошили его волосы.
— Ага, – сказала она. – Я знаю твоего папу.
Женщина поднялась. Сидя на кровати, он смотрел, как она стоит перед маленькой полкой, прибитой к стене. На полке было закреплено зеркало в пластмассовой раме, лежали полотенца и кусок мыла. Глядя в зеркало, женщина сняла свои висячие золотые серьги и положила их перед маленьким зеркалом.
— Тебе не о чем беспокоиться. – Она говорила в зеркало. – Всегда бывает первый раз. После него все легко. – Она стерла подтек в уголке глаза. – Сам увидишь…
Когда он отдернул занавес и шагнул в темноту, уходя от огней бара и оставляя позади смех и болтовню, он даже не мог рассмотреть, где очутился, пока не почувствовал, как эта женщина взяла его за руку и повела немного дальше – туда, где лампа, свисавшая с потолка холла, освещала множество дверей в маленькие комнаты. Одна из дверей распахнулась, вышел мужчина и протиснулся мимо него в узком пространстве. Он уловил такой же запах, что исходил от дяди Томми, когда тот вернулся в кабинку.
Когда женщина закрыла дверь и подошла к кровати, чтобы сесть рядом с ним, он на миг задержал дыхание, поскольку думал, что и от нее будет тот же запах – грубый, как запах пота, только резче. Но она пахла нежно, словно побрызгалась из флакона, какие у женщин всегда стоят на комоде. Именно поэтому он осознал, что она – первое существо женского пола, рядом с которым ему случилось быть за последние, как ему казалось, дни. Всю дорогу сюда, с отцом, дядей и их приятелями в набитой под завязку машине, пулей летевшей сквозь ночь, а затем в толпе вокруг общего стола в кабинке, когда та же ночь катилась по улицам за окнами, запах их пота был единственным, что он чуял, прямо в своей глотке.
— Ты же не хочешь все это измять? – На женщине была надета белая комбинация, которая блестела в тусклом свете, когда она возвращалась к кровати. – Давай?ка ее снимем. – И она наклонилась, так что ее темные волосы коснулись его лица, и принялась расстегивать ему рубашку.
Ему стало прохладно, воздух комнаты освежал руки и плечи. Женщина села и откинулась на подушку, уронив его рубашку на пол.
— Подвинься поближе. – Она протянула к нему руки. – Ты же видишь… бояться нечего. – Ее голос понизился до шепота, который тем не менее заполнил крошечную комнатку, все пространство, в котором осталась лишь кровать и она на ней. – Мы все будем делать медленно, чтобы ты не испугался.
Улыбаясь ему, она провела рукой вниз по его груди. Она гораздо старше его; оказавшись рядом, он разглядел крошечные морщинки вокруг ее глаз, дряблую, словно покрытую паутиной кожу. Нежный аромат скрывал что?то еще. Ее дыхание, скользнув в его горло, словно застряло там.
— Взгляни… – Взяв за руку, она перевернула его кисть; показалась бледная кожа снизу. Она провела ногтем вдоль голубой вены, которая шла вниз к запястью, где бился пульс.
Уронив его руку, она вытянула свою – лишь на секунду; затем, казалось, что?то вспомнила. Приподняв бедра, она подтянула вверх комбинацию, потом, вихляя всем телом, вылезла из нее, словно сняв с себя податливую змеиную кожу, и бросила ее на пол рядом с его рубашкой.
— А теперь гляди…
Проведя ногтем вдоль вены на своей руке, она оставила вдоль нее длинный тонкий след, повторила это еще раз, и след стал глубже. Затем вокруг ее ногтя в середине предплечья выступило красное пятнышко. Она вонзила ноготь глубже, отвернула белую кожу по всей линии от внутренней стороны локтя до запястья.
— Смотри… – вновь прошептала она и поднесла руку к его лицу.
Комната стала крошечной, потолок давил ему на шею, и он не мог податься назад.
— Смотри. – Она держала длинную щель раскрытой, оттягивая пальцами плоть. Красные струйки образовали сетку на ее руке, собираясь во все более толстые линии, которые струились к изгибу локтя и медленно стекали с него. Между их коленями, там, где матрас прогнулся под тяжестью тел, образовалась красная лужица.
Голубая линия внутри ее руки, открывшись, стала теперь ярче.
— Давай! – сказала она. – Прикоснись к ней. – Наклонившись, она приблизила рот к его уху. – Ты должен…
Он медленно протянул руку и положил кончики пальцев на голубую линию. На мгновение испытал шок – вроде того, что устроил ему человек в баре. Но он не убрал руку из щели, которую женщина держала для него открытой. Кончиками пальцев он ощущал, как там, внутри, вибрирует кровь.
Опустив веки, она смотрела на него сквозь ресницы. Улыбнулась:
— Не двигайся… – Ее язык перемещался вдоль кончиков зубов. – Есть еще кое?что…
Ей пришлось отпустить края щели, чтобы направлять его. Плоть скользила под его пальцами. Он по?прежнему видел внутреннюю сторону разреза под ее и своей руками.
Она отвела белую жилу от кости:
— Здесь…
Согнув его пальцы, женщина подвела их под сухожилие. Как только его пальцы обвились вокруг него, натягивая и поднимая сухожилие над лоснящейся мышцей, кисть руки, ее кисть, тоже стала сжиматься. Пальцы мягко согнулись, обнимая пустоту, словно лаская.
Он едва дышал. Проникавший в его горло воздух был насыщен нежным ароматом женщины и тем, другим запахом, грубым и резким, который он почуял от своего дяди.
— Видишь? – Низко наклонив голову, женщина глядела ему в глаза сквозь ресницы. Ее груди блестели
