дорогуша, никуда не скроешься… Ну как? Понятна задача?
— Понятна, — буркнула Женька. — Только как я найду его, этого вашего принца? Не на улице же мне с ним знакомиться. Он тогда сразу поймет, — она сглотнула, — кто я такая.
Богдан Давидович зааплодировал ей кончиками пальцев.
— Разумно, Женечка, разумно! С такими мозгами ты можешь далеко пойти, моя дорогуша. Разумеется, уличное знакомство для таких целей не подходит. Мы сделаем по-другому. Женщина, которая желает этому молодому человеку добра и только добра, пригласит тебя на ужин. Как свою подругу. Познакомит вас. А дальше все будет зависеть только от тебя.
— А… зачем ей это надо?
— Вопросов, Женечка, в этом доме мне не задают. Здесь только исполняют то, что я приказал.
Телефон зазвонил как-то особенно резко — Лизе показалось, что ее хлестнули по голове. Вздрогнув, она отрицательно качнула головой Зине, которая поспешила было взять трубку и сама сняла ее с аппарата.
— Слушаю вас.
— Лиза! Это ты? Здравствуй, — узнав голос Алексея, она снова ощутила, как скакнуло сердце. — Не видел тебя утром, и поэтому звоню, чтобы извиниться: вчера я был немного резок. Прости, пожалуйста.
— Да, дорогой.
— Я тебя очень люблю, Лиза. Я хочу, чтобы ты это знала…
— Да, Алешенька… Я тоже.
— И еще… Я хочу пригласить к нам на ужин гостей. Ты не возражаешь?
— Это твои друзья?
— Ну… Не совсем. Но люди, безусловно, достойные.
— Хорошо, дорогой. Мне распорядиться приготовить на ужин что-нибудь необычное?
— Я думаю, нет причин делать какие-то особенные приготовления. Ты и без того прекрасная хозяйка, дорогая. И потом, эти гости долго у нее не задержатся.
— Я все поняла. Алеша!
— Да?
— Если ты не против, я бы тоже хотела позвать кое-кого к ужину. Одну мою подругу.
— Конечно, я не против. А кого именно?
— Боюсь, ты ее не знаешь. Очень милая, молоденькая девушка. Она тебе понравится.
— Я не сомневаюсь, что всех нас сегодня ждет очень интересный вечер.
— Да, Алешенька. Не сомневайся в этом, пожалуйста…
Женька стояла посреди комнаты, как кукла — механически поднимая руку, ногу, плечо, поворачивая и наклоняя голову, когда ее просили об этом мама Вика и еще две невесть откуда взявшиеся тетки, похожие друг на друга, как близнецы. Одна оказалась парикмахершей, а другая — визажистом. Наличие в гнезде разврата этих двух особ свидетельствовало о том, что Женьку действительно готовят к чему-то необычному. Для обыкновенных клиентов девушки наряжались и причесывались сами, не особенно, впрочем, утруждаясь: «Все равно растреплют», — как пояснила Натка, объясняя подругам, почему ей лень каждый раз перед выездом сооружать себе прическу.
Перво-наперво мама Вика приказала Женьке натянуть на ноги шелковые чулки с ажурным обрамлением, выдала новое, французское белье, затем принесла и бросила на кровать длинное платье с разрезом, украшенное красивой вышивкой как у глухого ворота, так и по обшлагу длинных свободных рукавов. Из треснувшего зеркала в их с девочками комнате на Женьку глянула высокая гибкая девушка с сухо горящими глазами. Она казалась старше своих действительных восемнадцати лет и была удивительно хороша даже без прически и макияжа. Но трем суетящимся возле нее женщинам так не казалось.
— Вот это убираем, — бесцеремонно дернула ее за косичку та, что была парикмахершей. — Садись.
Женька молча подчинилась. Ей распустили косички, взбили и зачесали кверху волосы, выпустив по бокам кокетливые завитки. Потом наступила очередь визажистки.
— Готова барышня, — сказала та, поворачивая девушку лицом к маме Вике. — Такую красоту мазюкать — только портить. Молодым все к лицу…
Действительно, чуть тронутые блеском губы и слегка оттененные неброскими тенями глаза — вот и весь макияж, который понадобился Женьке. Ничто не могло скрыть ее сияющей молодости.
— С твоими данными, девка, можно очень высоко взлететь, — заметила мама Вика перед тем, как передать Женьку с рук на руки охраннику, который усадил ее в машину.
«Если все это окажется еще более отвратительным, чем я ожидаю, — отравлюсь. Или утоплюсь, — думала Женька, бездумно вглядываясь в проплывающие за окном городские пейзажи. — В общем, я жить не буду, опостылело мне все…»
Ехать пришлось недолго, всего несколько кварталов. Уже смеркалось. Когда машина въехала в знакомый двор, Женька беспокойно заерзала на сиденье: бог мой, подумала она, неужели ко всем моим несчастьям мне суждено перед окончательным падением еще раз увидеть двор, где совсем недавно, пусть ровно на минуту, но все же это было, мне показалось, что я еще могу быть счастливой?!
Когда шофер остановил машину в таком знакомом дворе — в ней зародилось подозрение, что судьба подсунула ей какую-то еще одну, особенно изощренную шутку.
Когда молчаливый охранник довел ее до того самого, пятого этажа — подозрение переросло в уверенность.
— Звони, — сказал ей охранник. — Через два часа я за тобой заеду.
Он сбежал вниз по лестнице, ни разу не оглянувшись на Женьку. А она, постояв на площадке и чувствуя, как головокружение набирает обороты, пошатнулась и ухватилась за дверной косяк. Сползла по двери вниз, к самому цементному полу… Села у самого порога, как бесприютная собачонка, подобрав ноги и уткнувшись лбом в колени.
«Это конец… конец… конец… Сейчас он или она откроют дверь, и… Этого унижения я не перенесу…» Каменный мешок лестничной клетки отразил сдавленные рыдания. Ни один человек из соседних квартир не вышел посмотреть, что происходит, кто в этот сырой осенний вечер плачет там, под дверью.
«Сейчас, сейчас… Как только я смогу подняться на ноги… Это недалеко — всего три каких-то шага… И еще один, последний — вниз… Только надо посильнее перегнуться через перила… И я буду свободна, наконец. Ото всех… И все будут свободны от меня…»
Все так же цепляясь руками за косяк, она поднялась. Встала у лестничного пролета, глядя вниз, в пугающую черноту, которая скоро примет ее в свои объятия. «И я никому больше не доставлю огорчений. Жаль только, что они никогда не знают, что я сделала это из-за любви. Из-за любви ко всем им…» Как в видеофильме, поставленном на режим быстрой промотки, перед глазами мелькнули и исчезли лица родных и любимых — папки, Елены Вадимовны, Алексея…
Сейчас… еще минута, только одна минута, самая-самая последняя… Вот. Теперь глубоко-глубоко вздохнуть, и…
— Женя! Женя!
Дверь в ту самую квартиру, порог которой она не нашла в себе силы перешагнуть, распахнулась. Не веря самой себе, Женька всматривалась в женщину, что стояла на пороге и, плача, протягивала к ней руки. Только что усилием памяти она вызывала перед собой этот образ, чтобы попрощаться с ним. Почему же он не исчезает?!
— Женя! Женечка!!
Нет, не может быть. Нет, может! Это никакое не видение. Это…
— МАМА!!! — истошно закричала Женька, и бросилась к ней, и забилась в объятиях плачущей Елены Вадимовны…
Потом она переходила из рук в руки — от матери к отцу (он тоже был здесь! И тоже плакал — это был
