характеристики Швыдкого и других деятелей. Поговорили всласть, по крайней мере, мне было интересно.
К часу дня пришел Леня Колпаков, и мы пешком пошли с ним во МХАТ на чествование Олега Табакова. У меня был для него подарок: замечательное издание Библии с иллюстрациями палешан. Показалось, Олег мне искренне обрадовался, по крайней мере удивился, в списке приглашенных гостей меня не было. Расцеловались. Олег как-то по-хорошему ко мне прислонился, заработали фотоаппараты. В этот момент я ему шепнул, подразумевая подаренный том: 'Это твоя последняя роль'. Было как-то особенно, по-театральному аффектированно. По портретному фойе сновали знаменитые актеры и актрисы со старыми лицами. Видел Зою Богуславскую без Андрея. Потом я сговорил Марину Зудину на жюри в Гатчине, и мы хорошо с Леней закусили. На горячее давали не только отличное мясо, но и каких-то вкусных моллюсков.
Звонил в Гатчину Генриетте Карповне, в районной больнице усганавливают аппарат гемодиализа, может быть, удастся свозить B.C.
По телевидению последние несколько дней показывают манифестации и акты гражданского неповиновения в Израиле. Дело в том, что правительство решило покинуть сектор Газа, идущий вдоль Средиземного моря, и некоторые районы западного берега реки Иордан. Удержать эти области Израиль физически не может, и в этом смысле акт совершенно верный. Теперь возник конфликт: поселенцы не хотят покидать насиженные места, созданию которых отдали много сил. Это понятно, но, если говорить коротко, – неизбежно. Однако менталитет – это менталитет. Можно понять левые националистические силы, которые всегда протестуют по любому поводу. Но вот что интересно: уходя из своих домов, в которые неизбежно – слово для меня ключевое – вселились бы палестинцы, израильтяне рисуют в них свинью. Мусульмане в таком доме жить не станут. Некоторые свои дома жгут. И это, конечно, не то, что было в 1812 -м или в 1941-м. Мне такой внутренний настрой не очень понятен, мы, русские, – фаталисты…
18 августа, четверг. Начал читать книгу 'Говорят свидетели защиты', которая выпущена по инициативе Н.И. Рыжкова, по крайней мере на титульном листе есть упоминание Интеллектуально-делового клуба. Эта книга связана с процессом над Слободаном Милошевичем, которого судит – слово очень неточное, было бы кстати другое слово, 'судилище', но очень уж пахнет низкопробной газетчиной – Гаагский трибунал. Здесь есть вступительное слово самого бывшего президента Сербии, произнесенное 31 августа 2004 года, и прения суда, и допрос свидетелей защиты, среди которых Н.И. Рыжков (23-24 ноября, 2004) и Г.М. Примаков (30 ноября, 2004). Что здесь особенно интересно для меня? Саму ситуацию – агрессию НАТО во главе с Америкой, исторические экскурсы с планами от Гитлера до властелинов послевоенной Европы – пропускаю. Все это изложено в блистательной вступительной речи Милошевича. Здесь можно только развести руками: какой замечательный и опытнейший юрист, сколько знаний и какова сила убеждения! Но и с какой невероятной аргументированностью, твердостью и человеческим умением выступают и наши Примаков и Рыжков. Уровень невероятный, сколько в обоих еще не выбранного потенциала. Вся коллизия, благодаря нашим средствам массовой информации, которые легли под Запад, для нас – практически неизведанная Антарктида.
19 августа, пятница. Запустил экзамен у заочников по русской литературе. И снова уехал в Сопово с книжными шкафами, которые прослужили у меня лет двадцать пять. Я покупал их с помощью Вити Воеводина, еще когда жил на проспекте Мира. Они старательно переезжали с квартиры на квартиру, горели в 1992 году, потом года четыре служили СП., хранились в институтском гараже, а вот теперь снова я их, кажется, запускаю в дело. Пробыл в поселке часа два. Сережа, Толин племянник, очень добросовестно покрасил сарай, разложил книги и даже развесил по стенам мои почетные грамоты. На обратном пути ехал на электричке, смотрел в окно, замечательные дали, леса, проехали станцию Есино, вспоминал Юру Копылова, который жил в Электростали. Магия русских просторов. Вечером опять приехал Саша Мамай, на этот раз за уже готовыми линзами. Кажется, у него с оперированным глазом все благополучно, но так страшно сглазить. Приехал он довольно веселый, привез, кроме того что, как всегда, что-то купил на рынке у метро, еще и банку самодельного мармелада. Делается все очень просто: сок из красной смородины, чуть-чуть сахара и переварить с желатином.
20 августа, суббота. Утром позвонил Анатолий: наш план медленного путешествия через дачу в Ракитках, операция там с новыми окнами, утепление пола, а потом уже в Обнинск – сорвался. Он в свое время не проверил, и рамы для окон оказались не готовы. Я почему-то пришел в страшную ярость, мне показалось, что для всех, кроме меня, существуют лишь собственные планы. Но в их планах все может существовать и завтра, и через месяц, и через год, а мне отпущено уже мало, и когда все закончится, я не знаю. Толик, обещавший в свое время сделать террасу, так ее и не закончил, и уже почти два года мы навешиваем петли, затыкаем щели, стеклим рамы. Все на потом. Он поленился сделать окна, как мы договаривались, раздвижными, потом – все быстрее, быстрее! купил не те колесики и рельсы. Я ведь создавал две комнаты – террасу и проходную – для того чтобы иметь свой угол, чтобы не мешать никому, если кто-нибудь примется смотреть телевизор или слушать музыку. Когда я об этом подумал, то уже не смог собою управлять. Я пришел в ужас, что мне надо собирать кормежку для всех, наливать в термос суп, который сварила B.C., думать о каких-то котлетах, гарнире. Поэтому всех разогнал, пусть остаются в Москве, ремонтируют мотоцикл, убирают комнаты, и один без продуктов поехал в Обнинск. Хорошо, что по дороге присоединился ко мне СП. На зло всем и сами можем: натопили баню и замечательно попарились. В бане с СП. говорили об институтских делах, о некоем письме, которое надо написать, но которое я сам ни за что писать не стану. Возникло имя Чудаковой, и тут я подумал, что эта женщина обладает, кроме знаний, еще поразительной волей, силой, страстью убежденного и думающего по-своему человека, но ведь она еще и простодушна, как ребенок. Вот почему тянет и меня, и многих к ней. Качество редчайшее.
Ночью дочитывал книгу о свидетелях защиты на процессе Милошевича. Я уже писал, как иногда 'наотмашь' отвечали 'наши' на наглые выходки их суда?
ОБВИНИТЕЛЬ Д. НАЙС:Ваша честь, я обратил внимание, что свидетель периодически зачитывает заметки, которые он имеет на руках. В одном случае мне показалось, что это был документ, а в другом – просто записи для выступления. Было бы полезно знать, какой именно документ зачитывает свидетель.
СУДЬЯ П. РОБИНСОН:Господин Милошевич и господин Примаков, Вы слышали, что заявил прокурор. Вам не следует зачитывать какой бы то ни было документ, если он не был представлен Суду ранее и не получил одобрения Суда. Поэтому сообщайте, какой документ зачитывается, Суд выяснит обстоятельства происхождения документа и даст формальное разрешение на его использование в показаниях.
Е. ПРИМАКОВ:Хорошо. Только я хочу повторить, что это – указание нашему представителю, которое было передано господину Милошевичу. И я это сделал по поручению президента Ельцина.
Ваша честь, я не думаю, что это является документом, который может быть представлен Суду. Указание было передано по шифросвязи, а шифротелеграммы не фигурируют в Суде в качестве доказательств. Если меня пригласили сюда для дачи показаний в качестве свидетеля, – меня, который был и премьер-министром, и министром иностранных дел, и руководил службой внешней разведки, – то я думаю, что определенная степень доверия к тому, что я говорю, у Суда должна быть.
Много интересного, поучительного, бесстрашного, но я всегда останавливаюсь на фактах, которые уже вошли когда-то в мой дневник, а тут появились новые подробности.
С. МИЛОШЕВИЧ:Хорошо. Господин Примаков, много писали о Вашей 'петле' над Атлантикой. Не могли бы Вы рассказать об этом?
Е. ПРИМАКОВ:Действительно, будучи премьер-министром, я летел в Соединенные Штаты. Главной темой моего визита были экономические отношения с Соединенными Штатами. Визит был в рамках Комиссии Гор – Примаков, до этого была Комиссия Гор – Черномырдин. При промежуточной посадке в Шенноне я узнал о том, что на 98 процентов, как сообщил мне наш посол в Вашингтоне, уже принято решение о бомбардировках Югославии. Я позвонил вице-президенту Гору и попросил информировать меня, как будут развиваться события. Я подчеркнул, что мы дорожим отношениями с Соединенными Штатами, и поэтому я продолжаю свой полет, но в надежде, что
