сожалению, не зашел к отцу, который лежит там же, на Ваганьковском, в колумбарии. На своих у меня всегда не хватает времени. И всё равно, во мне присутствует некое ощущение праведности моей жизни, откуда оно берется – не знаю.
Вернулся в институт и сейчас занимаюсь делами наших веселых девочек, которые выпили по поводу нового учебного года и пытались протащить каких-то мальчиков сначала в институт, а вечером – в общежитие. Это Сакирская и Яхина, не очень уже юные девочки, которые и раньше несколько раз проходили у меня по приказам.
Вечером же мне сказали, что умер Володя Кейдан. Он звонил мне пару лет назад и спрашивал о моем замечательном армейском портрете, который он написал. Портрет был почти полностью погублен во время пожара в квартире, и это, пожалуй, единственная вещь, кроме икон, об утрате которой я сожалел. Мы договорились по телефону, что портрет я привезу с дачи, и он попытается его отреставрировать. Уже в Москве портрет лежал у меня с год, и вот месяц назад я стал торопить Максима найти телефон Володи. Тот на сайте Союза художников нашел список его работ, а в пятницу, оказывается, Володя, мой армейский друг, которому я так многим обязан в духовном смысле, умер. Прощай, с армии так и не повидались, Володя!
Утром в машине по мобильному отвечал на вопрос 'Вечерней Москвы'
После церемонии открытия на сцене стали плясать, петь, мне удалось немного поговорить со Степашиным. Он сказал, дескать, президент всё обещал. Я сказал, что обещал, но не дал. Он сказал: а вы добивайтесь. Я подумал: черта с два через вас всех добьешься. Степашин мне определенно нравится.
Через час в конференц-зале подписывали некую Хартию согласия – это, так сказать, соглашение цивилизованных отношений между издателем и писателем. Кроме общих слов, есть и еще один пункт: все друг другу будут честно платить – гонорары писателям, налоги государству, никто не будет издавать левых тиражей. Я в это не очень верю. Опять был президиум, сидели, в основном, всё те же люди. Но между ними была и Маринина, 'гранд-дама русского детектива', как ее называет Лиза Новикова. Мы встретились с нею еще в вестибюле, даже поцеловались. Она сказала, что очень мне благодарна. Я просто к ней хорошо отношусь, она хорошо себя ведет и делает свое дело, ничуточки не строя из себя классика. А уж кто лучше, она или Улицкая, это неизвестно. Возможно, ей понравилось мое поздравление с днем рождения в 'Коммерсанте'. Честно говоря, проблема противопоставления писателей меня волнует. В своем жанре она работает почти безукоризненно, наверное лучше других. И я работаю в своем жанре неплохо, но при всем этом я не смогу написать и выстроить сюжет так, как делает она, и я этому завидую. М.А. сказала мне, что не могла бы и абзаца написать так, как делаю это я. Ну что ж, давайте радоваться взаимному профессионализму разных стилей.
Но вернусь к подписанию Хартии. Во время процедуры Степашин сказал: 'Россия – страна хотя и демократическая, но византийская'. Ловко! Я замечательно выписываю фразы. Во-вторых: 'Мы пошли по традиционному русскому пути – я не о национальности, а о стране говорю'. Ну, потом были еще высказывания, в частности, той же Марининой: 'У приличной писательницы должен быть один муж и один издатель'. Сидящий в президиуме Ю. Поляков, который даже в торжественной обстановке не может удержаться от полемики (кстати, я такой же!), сказал: 'На фоне персонифицированных издательских проектов теряется сама литература'. Не литература, а проекты. Вполне правильная мысль. Среди премированных книг, томов, изданий, роскошных альбомов литература действительно может уйти в сторону. Интересно (и опять мы здесь с Поляковым схожи), что он себя писателем не называл в своей речи, а только – литератором.
В институте, куда я приехал к обеду, опять занимался нашей армянской девушкой, имя и фамилия которой Астхик Симонян, на этот раз перезванивался с кем-то из армянского парламента, из министерства высшего образования. Потом написал письмо уже в наше министерство. По сути дела, меня страшно смущает одно: ей 33 года, о ее драматургии надо судить как о драматургии взрослого драматурга. И есть ощущение, что не учиться она сюда приехала, а завязывать связи, печататься, жить, – впрочем, не будем увлекаться.
Вечером поехал на гала-концерт и вручение премий по итогам ежегодного национального конкурса 'Книга года'. Это в концертном зале России. Сам концерт, в который было вкраплено представление книг, был достаточно провинциален, меня особенно удивило большое лазерное зрелище вначале – какие-то облака… Я подумал: 'На сколько это потянуло?'. Что касается самого конкурса, то лучшая проза была у Аксенова, лучшая поэзия – у Мориц. С обоими этими номинантами я, пожалуй, согласен. Попутно скажу: еще на выставке встретил своего бывшего студента Гасина, уж забыл, как его зовут, он работает менеджером в издательстве 'Время'. Он-то и подарил мне прекрасную книжку поэзии Юнны Мориц с ее рисунками. Поэзия Мориц мне нравится, она ясна, точна, ее перестали любить собратья по крови и братья по демократии, потому что кое-что она в их адрес, на основании собственного опыта, высказала. Интересно не только, кто награжден, но и кто представляет. Поэзию представлял С. Филатов, прозу – В. Сеславинский. Бестселлером года оказались не Робски и Акунин, а переводной антихристианский роман Брауна 'Код да Винчи'. Честно говоря, это смешно: почему победителем должен быть иностранец? Наградили также 6 томов писем Тютчева и при этом сказали доброе слово о новых переводах с французского его стихов В. Костровым. Собственно говоря, почти всё. Обещанный всем Денис Мацуев не играл. Владислав Пьявко с компанией, его парад теноров, был, как всегда, интересен. Мюзик-холл Платона Равинского – это парад кукол Барби, столько длинных ног, столько перьев. Когда профессионально танцуют дети – как в народном ансамбле 'Калинка', – я искренне этих детей жалею, потому что детский энтузиазм эксплуатируется тут взрослыми, и мне это, откровенно говоря, претит.
Жуткий день, не делал зарядку, ничего для себя. У B.C. опять температура.
А на работе узнал, что последовала новая атака из Армении – на этот раз письмо от председателя Союза писателей. Но выявилась совершенно потрясающая подробность: оказывается, наша абитуриентка не только молодой автор и член Союза писателей Армении, но и выпускница Ереванского государственного института театра и кино. Значит, девочка начала свое пребывание в Москве с обмана: написала в приемной комиссии документ об окончании какого-то технического училища, а это лишь среднее образование. Значит, понимала, что совершает что-то не вполне законное. По крайней мере, с точки зрения
