судьбу. Была М.О. Чудакова, тепло и хорошо поговорили. Где-то она права и кое-каких страниц моих дневников мне стыдновато.
Ночью в 'паузу бессонницы' минут тридцать читал 'Код да Винчи' и, как только пришел с работы, тоже присосался к книге. Естественно, все время размышлял, чем она меня привлекает. Уж, во всяком случае, не детективным сюжетом. Конечно, как и любого полузнающего человека, в первую очередь меня волнуют исторические детали, скользкие мифы, иная, авантюрная жизнь. Но вечером я дошел до места, где начинается рассказ о новой религии и идет история Марии Магдалины, на которой вроде бы был женат Христос, и тут решил дальше не дочитывать. Какое-то нравственное чувство, если можно мне говорить о нравственности, остановило меня. Хорошо, что книжку я по своему обыкновению не купил, а взял на 'прочит' в книжной лавке. Послезавтра верну ее Василию Николаевичу.
Пришло письмо от И.Д. Она все сражается с Б.Л и за свои деньги. Мне, наверное, не стоило называть сумму гонорара за редактуру, не будучи к этому уполномоченным. Борис сказал, что у нас, например, не всякий корректор пойдет на работу, где ему предложат двести рублей за печатный лист, – это почасовая ставка нью-йоркских уборщиц, как пометила в своем 'невыдуманном' романе И.Д. Бедная, пока мы переписывались и она готовила свою звуковую книгу, ее 30-листный роман, заявленный как начало многотомной эпопеи 'опыта жизни' автора, грозит оказаться никому не нужным: время меняется стремительно.
Вообще, почему я пишу этот дневник? Боязнь, что не ухвачусь за литературу, боязнь неизбежной паузы, которая возникает между сочинениями? А, собственно, почему такой огромный и подробный дневник написал Теляковский? Думаю, он понимал, что его служебное положение директора конторы императорских театров, этот ярко освященный перекресток, через который не только проходят сотни, тысячи людей, включая знаменитостей от культуры и первых лиц государства, но в сценических событиях которого отпечатывается время, эпоха, есть особое место, где соединяются в обширные воды текущие обычно по отдельности ручьи и речки, и само это место призывает наблюдать и записывать. Впрочем – что здесь скромничать? – так же и я понимаю свое служебное положение.
Но, кажется, я слишком увлекся часто бурлящим в душе возмущением разнообразными препонами нашей работе. Итак, сел в машину, уехал в Сопово. По дороге заезжал в Ногинск, повидать Вадима, который уже много лет работает там акушером-геникологом. Вспомнили о покойном Ю.М., погоревали. Вадим говорит об огромном росте выявляемых у рожениц ВИЧ-инфекции и сифилиса.
А в Сопово все совершенно замечательно, так мне хотелось бы пожить здесь. Обнинск, как некая неизбежная предопределенность, мне уже надоел. Совсем другая атмосфера, воздух, знакомая мне с детства мебель, которую я туда свез и забыл, нет атмосферы общежития, просторно. Здравствуй, шкаф! В отличие от обнинского дома, который поднят почти на полтора метра, здесь все практически на земле. Осыпается красная смородина, кусты которой посадила еще Юля. Инструменты, так напоминающие мне о Юрии. Именно сюда надо бы возить B.C., ей уже тяжело подниматься по лестницам, но другая, переполненная Горьковская, дорога, на час дольше ехать. На обратном пути купил у старух на рокаде лисичек на 120 рублей. 'Если бы была нормальная пенсия, разве бы я бегала весь день по лесу…'
Приехал, пришлось вызывать скорую – у B.C. 39.
Прочел фантастический рассказ Чудаковой из подаренной ею книжки. Может возникнуть претензии к некой стерильности языка, но как фантастический рассказ очень хорош. Во-первых, совершенно мужской и, во-вторых, с собственным, ярким и оригинальным содержанием. Длина жизни определяется не только временем, но и пространством.
В седьмом часу стали собираться гости на клуб Рыжкова. Народа было много, потому что гостем стал министр культуры Александр Сергеевич Соколов. Была Доронина, Примаков, Абалкин, Бессмертных, Ганичев, ректор РГСУ Жуков, Тарануха, Шатров, Шебаршин. Сидел за столом рядом с Леонидом Ивановичем, разговорились, и я был поражен, как много он читает и знает. Не уверен, что столько читают современной литературы все наши профессора
Выступление Соколова, в моей записной книжке.
Сегодня же разбирались с некоторыми претензиями кафе 'Пушкинское' проложить через нашу территорию газовую магистраль. Есть, конечно, и более сложные пути ее проведения, но и более дорогие. Сулят какие-то небольшие деньги, но испохабят, как я понимаю, весь двор. Буду противиться, как могу. Единственный вариант – оплата проектных работ нашей собственной линии электропередач. Нервов мне эта ситуация потреплет. Один из владельцев кафе, говорят, Эрнест. Но теперь на противоположной стороне Тверского бульвара строят еще целый комплекс, включающий и объекты питания, так будет дешевле варить, жарить и горячей водой мыть посуду.
В три начался и длился два с лишним часа экспертный совет по наградам. Лето, народа было мало, отсутствовал и Л. Надиров, который обычно это очень ловко ведет. Командовал совсем юный Алексей Сергеевич Локтионов и командовал тоже ловко, хотя, кажется, в искусстве как молодой работник министерства культуры не всегда крепок. Если уж телевизионные дикторы, с орфоэпическими словарями под рукой, путают ударения, то такие мелочи как реквИем, РАмзес, контральтО в устах директора правового департамента министерства культуры вряд ли стоят внимания. Все мы отнесли это скорее к оговоркам и крайней молодости, а парень, кажется, и не плохой, и энергичный, и веселый, и хочет сойти за своего в компании людей со знаменитыми лицами. Совет прошел без осложнений и достаточно справедливо. Накануне директор театра Ермоловой Гурвич (вписать бы имя-отчество) просил меня поддержать