своим любопытством могу кого угодно довести до ручки. Недурной способ психологической защиты.
- Дозоров не существует! - резко отозвалась Катарина, хмуря брови и брезгливо приподняв верхнюю губку. - Сумрак - выдумка! Всего лишь выдумка человека с очень хорошим воображением!
- А в остальном? - настаивала я. - И вечна Тьма, покуда вечен Свет?
Стёпка гордо выступавший перед нами, обернулся и недовольно заворчал, надменно задранный хвост метнулся из стороны в сторону. Катарина, слегка вздрогнув, посмотрела на меня так, словно видела впервые. Слабая улыбка тронула её губы.
- Откровенность за откровенность, - раздельно проговорила она. - Как ты это сдьелала?
- Что сделала? - не поняла я.
- Как ты почувствовала жррреца под 'невидьимкой'? Как ты достала ракшаса из внешнего круга? И чем? - последнее слово было произнесено с небольшим нажимом.
Странное, нестерпимое желание рассказать Катарине обо всем, что случилось - о босоркуне и встречнике, о стреле-блискавице и арбалете, о бабушке Пелагее - прошило меня словно молния. Но стрелка вдруг обожгла ногу сквозь ткань, и ушей коснулся неживой голос:
- Молчи, молчи, молчи…
Нет, нет, нет…
Стёпка низко, зло зашипел.
Голос был тихий, звучал словно бы издалека, но показалось, будто мне шепчут в самое ухо. И холодком овеяло затылок - словно кто-то стоял за плечом и дышал или шагал за мной след в след. Я дернулась обернуться, но шелестящий голос тут же предостерёг:
- Нет, нет, нет…
Не оборачивайся, не смотри…
Молчи, молчи, молчи…
Не говори…
Ей не говори…
Не говори никому…
Молчи!
- Так вышло. С парнем в балахоне - просто повезло. А в кота фигульку метнула, - таким тоном, словно это был очевидный факт, произнесла я.
Катарина элегантно приподняла бровь - даже на запыленном лице с засохшими корочками слёз на щеках это смотрелось впечатляюще.
- Повезло… Фигулька - это нож? Ты метнула нож из внешнего круга? - прохладно переспросила она.
- Из внешнего, - подтвердила я, не уточняя, что имела в виду под 'фигулькой'. Странный шепот не смолкал.
Молчи, молчи, молчи…
Не верь…
Не оглядывайся…
- Хорошо, - не стала настаивать Катарина, и исчезнувшая, было, улыбка снова появилась на её губах. Но глаз не коснулась. - У каждого есть секррреты, которыми он не хочет дьелиться с другими. Не правда ли?
Это, надо понимать, было вежливое 'Не хочешь говорить - не надо. Но и от меня ответа не жди. Тема закрыта'.
Вытирать меч и укладывать его в футляр пришлось мне: пальцы Катарины распухли и почти не сгибались. Чтобы снова взять в руки коварный артефакт, пришлось сделать над собой усилие, но он вёл себя на удивление смирно, как самый, что ни есть неволшебный меч: ни сил не вливал, ни тоски не нагонял. И все же я вздохнула спокойно, только когда щелкнули, закрываясь, замки на футляре.
Потом Катарина неподвижно сидела на земле, позволяя промывать и смазывать зелёнкой глубокие царапины от когтей ракшаса. Я чертыхалась сквозь зубы, а напротив нас в позе Короля Льва лежал Стёпка и таращил желтые глаза-фонарики на рыжую воительницу. Черный кот отлично знал, как действовать людям на нервы.
- Ты не могла бы попросить его не смотррреть так? - не выдержав, наконец, попросила Катарина.
- Могла бы. Стёпка, выключи фонари, - заклеивая царапину пластырем и едва не пыхтя от старания, проговорила я. Кот не шелохнулся, только дернул ухом, словно отгоняя назойливую муху.
- Он смотрррит, - сообщила Катарина, вытирая лицо неизвестно откуда взявшимся белоснежным платком с монограммой. Z, O и, кажется, R. Любопытно, подумалось мне, в каком языке Z.O.R. - означает 'Катарина'?…
- Он же кот. Кот смотрит, на кого ему вздумается и когда вздумается. Даже король с этим смирился, чем тебе не нравится компания?
Должно быть, этой сказки ей в детстве не читали. Во всяком случае, пока Катарина бережно расправляла старую выцветшую рубашку, которая валялась у меня в багажнике, ожидая своей очереди пойти на тряпки, на лице её буйным цветом цвело недоумение.
После того, как все царапины были должным образом смазаны, руки сполоснуты, рубашка и юбка надеты, лохмотья с должной аккуратностью запихнуты в мешок для мусора, а багажник захлопнут, все расселись на свои места (причем Стёпка нахально устроился на переднем сидении, не оставив Катарине особого выбора), и я завела мотор. Против обыкновения 'Лада' не стала чихать и капризничать - а чуть ли не подпрыгивала от желания тронуться с места. Я развернулась, ещё раз помяв при этом подсолнухи, и направила машину к шоссе. Очень хотелось оглянуться, но позади явственно слышался шепот, похожий на шелест сухой листвы.
Умница…
Умница, девочка…
Все сделала правильно…
Только не оглядывайся…
Не оглядывайся…
Катарина сперва сидела неподвижно, только едва заметно шевелились губы, и дрожали разноцветные искорки на камнях, украшавших её странный крест. Потом она внезапно подняла голову и посмотрела прямо на меня. Краем глаза я поймала её отражение в зеркале заднего вида. Усталая, иссякшая какая-то, с синяками под глазами, она смотрела серьезно и внимательно, словно решая про себя важный вопрос. Стёпка приподнял раскормленную мордаху, коротко мяукнул мне о чем-то кошачьем и, не дождавшись отклика, недовольно завозился на сидении. Не отрывая глаз от дороги, я рассеянно потрепала его по загривку.
Рыжеволосая воительница отвела взгляд и принялась расчесывать спутанные волосы щеткой, появившейся, видимо, оттуда, откуда и платок, неторопливо, словно про себя, проговаривая:
- Из верреска напиток забыт давным-давно
И был он слаще меда, пьянее чем вино
В котлах его варрили и пили всей семьей
Малютки-медовары в пещерах под землей
Прришел король шотландский, безжалостный к врагам,
Согнал он бедных пиктов к скалистым беррегам.
На верресковом поле, на поле боевом
Лежал живой на мертвом и мертвый на живом…
- Summer came in the country,
Red was the heather bell;
But the manner of the brewing
Was none alive to tell.
In graves that were like children's
On many a mountain head,
