несколько минут тому назад. Для нее достаточно было чувствовать, что теперь рядом с нею сидит человек.
До сего времени барышня никогда еще не разговаривала с первым встречным. Теперь первый раз в жизни она почувствовала сильнейшее желание, почувствовала потребность побеседовать о чем бы то ни было с этим незнакомым человеком.
— Куда, дедушка, идешь? — спросила Лютик.
— Я, голубка, все лето хожу из деревни в деревню! — ответил старик, жуя сухую корку. — Хожу, да милостыню Христовым именем собираю, запасаю хлебушка на зиму…
— Так ты, значит, нищий? — перебила его Лютик, вспомнив, как при ней иногда с брезгливостью говорили о нищих.
— Нищий! — отозвался старик. — Что будешь делать! Работать не могу, сил нет… Стар, зажился на белом свете, так зажился, что и могила-то не принимает… А есть-то все-таки охота… Вот и бродишь лето-то красное! Спасибо добрым людям, дай Бог им дожить до хорошего… У иного — и у самого-то мало, а все же хоть крохой поделится. Народ-то уж больно обеднел…
— А разве денег у тебя нет? — спросила Лютик.
— Ой, дитятко! Какие у нас деньги… — качнув головой, промолвил старик. — Так иной раз грошик перепадет, вот и все наши деньги… И без денег живем. Без доброты нельзя жить на свете, а без денег — можно…
— И родных у тебя нет? — допрашивала Лютик.
— Брат есть. У него зиму-то и живу, на печке лежу, да кое-когда лапти ковыряю… — рассказывал старик. — Да братан-то беден, самому с женой прокормиться впору…
— А если мало насбираешь? Если не хватит хлеба да весны?.. Тут что? — заметила девочка.
— Ну, немножко и попостишься, поголодаешь — не беда… Что ж делать! — со вздохом проговорил бедняк.
— Ведь ты, дедушка, я думаю, устаешь ходить-то! — заметила Лютик.
— Ну, что ж! устанешь и отдохнешь… Слава Богу, хоть ноги-то пока еще носят…
— Приходится тебе и под дождем бывать, под грозой?
— Да ведь как же — всего случается… Дождиком вымочит, солнышком высушит, ничего! — спокойно проговорил старик.
— Может быть, ночь иногда застает тебя где-нибудь в поле, в лесу? — с участием расспрашивала Лютик.
— И это бывает… Случается ночевать и под березкой, и под сосенкой! — тем же спокойным покорным тоном отвечал нищий. — Да летом-то, голубка, везде хорошо!.. Как хлеба край, так и под елью рай. Вон хоть теперь скажем: теплынь, благодать… В лесу-то еще лучше, чем в избе. Воздух — вольный, простор, ни ты никому не мешаешь, ни тебя никто не задевает… А вокруг-то, глянь-ка: цветы цветут, ягоды краснеют… А птиц-то, птиц-то! и песен не переслушаешь…
И живо представилось Лютику, как этот хилый старик, подпоясанный веревкой, босой, опираясь на посох, бродит все лето по полям и лесам, по пустынным дорогам и, переходя из деревни в деревню, просит хлеба Христа ради. Совершенно новое чувство, еще ни разу не испытанное Лютиком, больно защемило ей сердце. Ей стало жаль старика… Первый раз в жизни она пожалела не себя, а другого, своего ближнего.
Старик, между тем, кончил свой кусок хлеба, собрал крошки, упавшие ему на колени, взял их на ладонь и высыпал в рот. Лютик еще никогда не видала, чтобы так бережно обращались с «простым, черным хлебом». Она иногда целые корки выбрасывала за окно… Впрочем, теперь она уж понимает, что бедняк должен дорожить каждой крошкой хлеба — для того, чтобы жить.
— А ты, дитятко, не хочешь ли хлебца? — спросил старик, заметив, что девочка пристально глядит на него.
— Пожалуй, я съела бы кусочек! — сказала проголодавшаяся барышня.
— Ну, что ж! Ешь на здоровье… У меня хлеб есть! — промолвил старик, доставая из корзины соль, завернутую в тряпочку, и кусок хлеба и подавая их Лютику. — На, голубка! Поешь…
— Спасибо, дедушка! — пролепетала маленькая барышня и с великим удовольствием стала грызть своими белыми, блестящими зубами черствый ржаной хлеб.
Старик, добродушно усмехаясь, посматривал на нее.
— Как мне пить хочется! — сказала Лютик, доевши свой хлеб.
— И вода у нас есть! — утешил ее старик, вытаскивая из корзины небольшой берестовый бурак и подавая его Лютику.
Та с наслаждением припала к бураку и жадно, не отрываясь, пила из него чистую, прохладную воду, слегка припахивавшую берестой. Ни квас, ни чай, ни шоколад, ни кофе никогда не казались ей так вкусны и приятны, как эта чистая, ключевая вода. За каждый ее глоток Лютик с радостью отдала бы целую чашку чая или кофе с сахаром и со сливками…
— Ах, как хорошо!.. — вскричала она, отрываясь от бурака. — Я точно ожила… Благодарствуй, дедушка!.. Благодарствуй, голубчик!
— Не за что, дитятко! Вода божья и все божье… — отозвался старик.
Теперь, когда Лютик закусила, напилась и успокоилась за свою участь, усталость окончательно сломила ее. Ее клонило ко сну, глаза сами слипались и голова отяжелела…
— Ты, дедушка, еще не скоро уйдешь отсюда? Ты посидишь? Я соснула бы немножко… — с трудом пробормотала она, ложась на траву.
— Пожалуй, посижу… Спи! — сказал старик. Лютик уже спала…
Когда она проснулась, солнце поднялось высоко, и зеленый лес весь с верху до низу был пронизан золотом горячих, полуденных лучей.
— Вставай, дитятко! Мне пора идти… — сказал старик, завязывая свой кошель и собираясь в путь. — Нам нужно идти в разные стороны… Ты ступай туда (он указал рукой на дорогу). Пройдешь немного, увидишь две дороги… Одна — прямо, это в лес, а другая — вправо… Вот по этой дорожке и ступай! Выйдешь в поле, а там близко и деревня. Из деревни кто-нибудь проводит тебя домой…
А Лютик раздумывала: чем ей отблагодарить старика. Он накормил, напоил ее, охранял ее сон, указал ей дорогу… В ее кармане ничего не было, кроме носового платка. На шее у нее был повязан голубой, шелковый шарф… Зачем старику этот шарф! Вдруг она случайно в ту минуту взглянула на золотое колечко, бывшее у нее на безымянном пальце правой руки. Это — подарок матери. Мать говорила ей, что это кольцо дорогое… Чего же лучше! Если старик проживет этим золотым кольцом месяц или два — и то ладно… Он будет вспоминать о Лютике. Девочка стала снимать кольцо и насилу стащила его с пальца.
— Вот, дедушка! Возьми… — сказала она, подавая ему кольцо.
И удивительное дело! Первый раз в жизни Лютик чувствовала желание отблагодарить человека, первый раз в жизни она дарила такую красивую, ценную вещь и не только не жалела ее, но была сердечно рада, что может подарить что-нибудь… До сего времени она, обыкновенно, принимала только подарки от других и не думала ни с кем делиться ими…
— Что ты, что ты, Христос с тобой! Нет, нет! Оставь себе… — отнекивался старик, почти с испугом поглядывая на кольцо. — Куда мне его, дитятко! Что ты! Этакая дорогая штука…
— Да! дорогая… это правда! — говорила Лютик, стараясь сунуть ему в руку кольцо. — Тебе за это кольцо дадут много денег… тебе не придется нынче долго ходить по деревням… ты отдохнешь!.. Возьми же, дедушка! возьми, пожалуйста… сделай милость, возьми!
Старик все отнекивался. Девочка упрашивала, и как же она обрадовалась, когда ей, наконец, удалось оставить свое золотое кольцо в загорелой, морщинистой руке нищего.
— Ну, дай тебе Бог здоровья… — вздыхая и кряхтя, проговорил старик, поднимаясь с земли.
Они распрощались и расстались. Старый нищий пошел в одну сторону, барышня — в другую. Лютик еще несколько раз оглядывалась назад и видела, как бедняк брел по окраине лесной дорожки, тяжело опираясь на посох. Наконец, на одном из поворотов дороги старик скрылся за деревьями — исчез из глаз девочки, но не из ее воспоминаний. До конца жизни не забудет она того куска хлеба, которым поделился с нею нищий…
Лютик скоро вышла из лесу, миновала поле и очутилась перед деревней. Глядя на деревушку, можно