Воображая себе эту встречу, Нум громко смеялся от радости.
Однажды мальчику пришло на ум сделать себе новую меховую одежду: старая становилась узка в плечах и коротка. Нум не был искусным портным; честно говоря, ему до этого дня ни разу не приходилась брать в руки костяную иглу, — работа эта считалась у Мадаев сугубо женской. Он трудился в поте лица над плотной и неподатливой оленьей шкурой, прокалывая ее толстой иглой и протаскивая затем сквозь отверстие нитку из сухой бизоньей жилы.
Снаружи, за частоколом, бушевала пурга. Северный ветер, свирепо завывая, гнал над землей мириады колючих снежинок. Вдруг сквозь вой метели до слуха Нума донесся какой-то новый звук. Мальчик поднял голову и прислушался. Чьи-то заунывно-зловещие голоса то примешивались к непрекращающемуся свисту ветра, то сливались с ним в одну монотонную жалобу.
Стая волков охотилась на опушке Большого леса. Нум отложил в сторону свое рукоделье и проворно вскарабкался на частокол. Волки были так близко, что он без труда различал их. Хищники бежали рысью по нетронутому снегу. Нум не мог разглядеть, какую добычу они преследуют. Наверное, стая выследила зайца или одного из тех маленьких, похожих на лисичек зверьков, чей белый мех сливается с белизной окружающей местности, делая их почти невидимыми.
Потеряв интерес к происходящему, Нум вернулся в пещеру, уселся поближе к очагу и принялся за прерванную работу. Между тем голоса хищников становились все явственнее. Никогда еще волки не отваживались подходить так близко к покинутым жилищам Мадаев. Обычно они появлялись только в одиночку или парами, крадучись приближались к пещерам под прикрытием прибрежных валунов и высоких сугробов, обнюхивали частокол с наружной стороны и, помедлив немного, уходили обратно, поджав хвост и прижимаясь брюхом к земле.
Но сегодня хищники, казалось, решили брать пещеру приступом. Нум снова занял свой наблюдательный пост на гребне частокола, осторожно выглядывая наружу из-за верхушек дубовых кольев. Нет, волки не преследовали на этот раз никакой добычи. Они бежали прямо к скалистой гряде. Должно быть, голод сильно мучил их, раз звери, забыв о своей привычной осторожности, выбрались из-под защиты деревьев на открытое место, не имея перед собой вспугнутой дичи. Нум взглянул на три небольшие оленьи туши и связку вяленой рыбы, висевшие на шестах у входа в пещеру. Что, если обезумевшим от голода хищникам удастся перескочить через высокую ограду, уничтожить эти скудные припасы и тем обречь Абахо и Нума на голодную смерть? Испуганный этой мыслью, Мальчик снял мясо и рыбу с шеста и перетащил в маленькую кладовку в глубине отцовского жилища. Если положение станет угрожающим, он успеет унести запасы в Священную Пещеру. Затем Нум снова вскарабкался на частокол и, прикрывая лицо от режущего ветра, бросил быстрый взгляд наружу.
Волки с той же скоростью бежали к реке, от которой их теперь отделяло расстояние, равное полету стрелы. Впереди скакал большой волк с седой шкурой, изорванными ушами и облезлым хвостом — матерый зверь, когда-то, по-видимому, обладавший огромной силой. Рядом с ним, стараясь не отставать от старика, бежал совсем небольшой волчонок, прижимавшийся на ходу к тощему боку седого волка. Остальные хищники следовали за ними, выстроившись полукругом, концы которого постепенно вытягивались и смыкались вокруг бегущих впереди.
Нум мгновенно догадался, что происходит. Абахо как-то рассказывал ему, что, когда вожак волчьей стаи становится стар и слаб, стая при отсутствии другой добычи обрекает его на съедение. Судя по всему, именно такая участь ожидала огромного седого волка, бежавшего впереди обезумевшей от голода своры хищников. Теперь уже не он вел за собой эту свору по охотничьей тропе, но сам превратился в добычу изголодавшейся стаи. Преследователи гнали старого вожака прямо к обледеневшему берегу Красной реки. Стоило ему немного уклониться влево или вправо, как зловещий полукруг сразу же стягивался вокруг него петлей. Время от времени вожак оборачивался, чтобы убедиться, что волчонок по-прежнему следует за ним, а иногда, невзирая на возраставшую с каждой минутой опасность, слегка замедлял свой бег, чтобы малыш мог догнать его. На что он надеялся? Хотел ли пересечь замерзшую реку, проникнуть в жилище людей и там, прислонившись спиной к стене, до последней капли крови защищать свою жизнь и жизнь маленького существа, доверчиво бежавшего рядом с ним на своих слабых лапках? Или он думал проскользнуть в какой-нибудь узкий лаз и спастись от преследователей в недрах подземного лабиринта? Никто не знал, что на уме у беглеца. Но он бежал прямо к частоколу, за которым притаился Нум, бежал из последних сил! Волк уже пересек реку, достиг обрывистого скалистого берега и начал взбираться по нему вверх, как вдруг, обернувшись на ходу, чтобы удостовериться, что волчонок не отстал, споткнулся об острый выступ и скатился обратно на речной лед. В то же мгновение волки, рыча и отталкивая друг друга, кинулись к нему. Но, прежде чем первый нападающий успел наброситься на свою добычу, старый вожак вскочил на ноги, обернулся и встретил врагов лицом к лицу.
Грозно оскалив огромные желтоватые клыки, все еще внушавшие стае почтительный страх, седой волк стоял во весь свой могучий рост перед преследователями, которые окружали его со всех сторон почти правильным кольцом, но не решались напасть. Медленно, но неуклонно хищники сжимали кольцо, подползая к добыче по снегу так незаметно и неощутимо, что казалось, они недвижно застыли на месте. Один из них, почти такой же огромный, как старый волк, был, по-видимому, новым вожаком стаи. Как только молодой вожак делал движение лапой, остальные тотчас же следовали его примеру. Это он подал сигнал к атаке.
Молниеносным прыжком молодой вожак ринулся на волчонка и рванул его зубами за плечо. Волчонок отчаянно взвизгнул и спрятался под брюхом старого волка.
И тотчас же, словно по команде, волки, щелкая зубами, бросились в бой.
С этой минуты Нум видел только рычащий клубок ощетинившихся серых тел, катавшихся по льду Красной реки. Перед глазами его мелькали головы, хвосты и лапы, клочья вырванной шерсти, разинутые пасти с окровавленными зубами.
Сквозь вой и рычание сцепившихся в смертельной схватке зверей до ушей Нума временами доносился пронзительный, раздирающий душу визг маленького волчонка.
Нум хорошо знал, что значит быть слабым и неспособным к защите. Он ясно представлял себе ужас несчастного малыша, отбивающегося в безнадежной борьбе от огромных, во много раз превосходящих его силой зверей. Острая жалость к волчонку пронзила сердце мальчика.
Не отдавая себе ясного отчета в своих действиях, Нум бросился в пещеру, схватил смолистый факел, зажег его в пламени костра, снова взобрался на частокол и, потрясая факелом, испустил боевой Клич Мадаев. Поглощенные яростной борьбой, волки не сразу расслышали голос мальчика. Старый и новый вожак, схватив друг друга за горло, катались по льду. Седой волк дрался с мужеством отчаяния, но было очевидно, что победителем из этой схватки ему не выйти. Мощные клыки его противника впились мертвой хваткой в горло старика и сжимали его сильней и сильней. Вдруг глаза седого волка закрылись, голова упала на плечо… Все было кончено.
Остальные хищники, обезумевшие от борьбы, запаха крови и голода, яростно рычали.
