Варшавская мелодия

про Асю ты ничего не слышал?

ВИКТОР. Нет, ничего.

ГЕЛЯ. Это естественно. Она слишком любила своего молодого человека. Но вот вопрос — кто из них счастливее? Вера или Ася?

ВИКТОР. Сперва надо выяснить, что такое счастье.

ГЕЛЯ. Счастье то, что не выясняют. Его чувствуют кожей. Есть такая грустная песенка — Comme le monde est petit! Как мал этот мир! Вот мы и встретились с тобой, Витек.

ВИКТОР. Послезавтра мы уезжаем.

ГЕЛЯ. Куда?

ВИКТОР. Смотреть ваш виноградник.

ГЕЛЯ. Ах, так… я забыла… Я забыла, зачем ты приехал. Витек, мне хочется тебя посмешить. Ты будешь смеяться до упаду: я все еще тебя люблю.

ВИКТОР (помедлив). Тебе это сейчас показалось.

ГЕЛЯ. Не показалось — я с этим живу. Очень смешно, я знаю, но это так. Ты не волнуйся, все в порядке. Главное, я осталась жива тогда, а это было не так уж просто.

ВИКТОР. Да, это было совсем не просто.

ГЕЛЯ. Когда я приезжаю в Краков, я хожу в Вавель. Я пишу записки королеве Ядвиге, «Дорогая Ядвига, верни мне его». Недурно? Признайся, что я тебя развлекла.

ВИКТОР. На королев такая же плохая надежда, как и на королей.

ГЕЛЯ. Ты прав, теперь от них мало толку. Я читала дневник вашего последнего царя. Как это?.. «Утро провел отвратительно. Оказался запертым в уборной». Матерь божья… Революция была неизбежной.

ВИКТОР. Я хотел молчать. Это ты виновата. Скоро десять лет, а я помню все.

ГЕЛЯ. Витек, мне сто раз казалось, что ты идешь навстречу. Я помню твои интонации, твои жесты. Сто раз я ловила себя на одном и том же: ко мне обращаются, а я не слышу — разговариваю с тобой. Я выхожу на сцену и вижу тебя в зале. Я готова спорить на собственную голову — это ты, в четвертом ряду, шестой слева. Я схожу с ума от галлюцинаций, но я скорее умерла бы, чем согласилась вылечиваться. Теперь отвечай мне — можно так жить?

ВИКТОР. Что я могу ответить? Что?

ГЕЛЯ (после паузы). Пора. Поздно. Надо идти.

Свет гаснет. Тусклый свет. Улица. Фонарь. Геля и Виктор.

ГЕЛЯ. Твой отель — за углом.

ВИКТОР. Что это за институт?

ГЕЛЯ. Венгерский институт.

ВИКТОР. Почему — венгерский?

ГЕЛЯ. Матка бозка, культурные связи. Что это вдруг тебя взволновало?

ВИКТОР. Сам не знаю.

Пауза.

ГЕЛЯ. Надо прощаться.

ВИКТОР. Видимо, надо.

Поцелуй.

ГЕЛЯ. Я тебя не пущу.

ВИКТОР. Геля…

ГЕЛЯ. Я не пущу. (Лихорадочно его целуя.) Отдать тебя снова? Еще на десять лет, на двадцать, на тридцать? На всю жизнь? Неужели я совсем бесправна?

ВИКТОР. Но что же тут делать? Геля, родная…

ГЕЛЯ. Боже милосердный, он не понимает. Мы же с тобой не увидимся больше.

ВИКТОР. Слушай… довольно. Тебе пора.

ГЕЛЯ. Ты самого главного не понимаешь. Единственно важного. Знаешь — чего? Сейчас ты толкнешь вот ту дверь и она отойдет, я даже слышу с каким звуком — тр-р… А потом она вернется на свое место — и все. И больше тебя не будет.

ВИКТОР. Успокойся. Возьми себя в руки.

ГЕЛЯ. Так. Так. Я забыла. Букет создается выдержкой. Тогда будет дивное послевкусие. Ты очень сильный, Витек. Очень сильный.

ВИКТОР. Черт побери, я должен быть сильным.

ГЕЛЯ. Должен, должен. Проклятая, ненавистная сила. Недаром я ее всегда боялась. Слушай… вы едете послезавтра?

ВИКТОР. Да.

ГЕЛЯ. Едем сейчас со мной.

ВИКТОР. Куда?

ГЕЛЯ. В Сохачев. Это недалеко. Завтра ты вернешься.

ВИКТОР. Подожди… А твой муж?

ГЕЛЯ. А-а… вшистко едно. Едем.

ВИКТОР. Нельзя.

ГЕЛЯ. Но почему?

ВИКТОР. Не сердись, — пойми. Я ж здесь не один. Пропасть на всю ночь… Подумай сама…

ГЕЛЯ. Ты им все объяснишь. Тебя поймут.

ВИКТОР. Кто поймет, а кто не поймет.

ГЕЛЯ. Езус-Мария, я схожу с ума. Ты смеялся, что я постоянно боялась. Но ты ведь сам ничего не боялся. Ты храбрый человек, у тебя — ордена.

ВИКТОР. Человек не волен в своих поступках.

ГЕЛЯ. Человек живет в обществе. Ты прав, ты прав. Ну, прощай.

ВИКТОР. Нет, погоди. Все эти десять лет я ждал. Чего? Неизвестно. Зачем? Неизвестно. Я знал, что не нужно тебе звонить. Но как же я мог не позвонить? Я только человек.

ГЕЛЯ. Который не волен в поступках.

ВИКТОР. Да. Да. Да!! Так сложилась жизнь. А жизни надо смотреть в лицо. И если я стараюсь сейчас не заорать, это не значит, что мне это просто.

ГЕЛЯ. Не надо, Витек. Я поняла. И очень прошу тебя — больше ни слова. (Идет.)

ВИКТОР (вслед). Геля!

ГЕЛЯ (обернувшись, приложив палец к губам). Больше ни слова.

Свет гаснет. Звучит знакомая мелодия — несколько прозрачных, как капли, нот. Слегка измененный записью голос Виктора:

— Прошло еще почти десять лет. В начале мая я приехал в Москву. Приятно приехать в такую пору. Погода стояла отличная, теплая, женщины были уже в летних платьях. Вечером все высыпали на улицы, и, хотя у меня был прекрасный комфортабельный номер, меня почему-то не тянуло в гостиницу. И я решил пойти на концерт, который меня очень интересовал.

Снова — свет.

Маленькая комнатка перед выходом на сцену. Столик, банкетка. Входит Виктор. В руках его — сверток. Из зала доносятся аплодисменты. Влетает Геля. Она в белом платье с едва заметными блестками. У нее нахмуренное, недовольное лицо.

ВИКТОР. Не знаю, как выразить свою благодарность.

ГЕЛЯ (всплеснув руками). Езус-Мария, какой приятный, неожиданный гость!

ВИКТОР (заметив выражение ее лица). Я не вовремя?

ГЕЛЯ. Ах, они так надоели.