— Он в театре.
— Понял. Ждем сигнала.
В театре «На Неве» в тот вечер давали пьесу Островского «Волки и овцы». Это был самый посещаемый спектакль сезона в театре. Пьесу поставил Ветрянский, он был отнюдь не юноша, но среди прочих «молодых» режиссеров, чей средний возраст близок к пятидесяти, он казался мальчиком. От других режиссеров его отличала длина волос и длина спектаклей. Ветрянский носил огромную черно-седую шевелюру, а произведения его были такими длинными, что редкий зритель досиживал их до конца. Средний спектакль режиссера длился четыре — четыре с половиной часа. За это время зритель успевал и уснуть, и проснуться, и несколько раз посетить театральный буфет. У Ветрянского были поклонники и ученики, пытавшиеся отращивать волосы на манер учителя. Критики любили режиссера. В его спектаклях, которые никто не видел от начала до конца, можно было отыскать все: и мировую скорбь, и философский взгляд на жизнь. Но особенной любовью Ветрянский пользовался у девушек — журналисток, берущих интервью у театральных деятелей для телевидения или прессы. На экране или на фотографии в газете режиссер выглядел полудемоном и полупророком.
Итак, в тот вечер театр «На Неве» давал спектакль Ветрянского. Оперативники, следящие за входом в храм искусства, еще не знали, сколько часов ожидания конца пьесы у них впереди. Волков достал из сумки термос и пакет с бутербродами.
— Будешь, Георгич? — спросил он майора.
— Давай,— ответил тот.
Ларин и Дукалис тоже томились долгим ожиданием в служебном помещении Московского вокзала. Время от времени они поглядывали на часы. Приближался расчетный час в зале камер хранения. Ларин включил рацию.
— Але,— сказал он,— ну что там у вас?
— Глухо,— ответил Соловец.— Спектакль еще не закончился.
— До утра они его, что ли, играть собираются!
— У них, как у нас, ненормированный рабочий день,— вяло пошутил Соловец.
Ларин вздохнул. Сидящий рядом Дукалис жевал сосиску в тесте из привокзального буфета. Ларин вновь посмотрел на часы и устало перевел взгляд на монитор. Вдруг его словно ударило током. Вдоль рядов автоматических камер хранения шел артист Олег Николаев, исполнитель ролей Дориана Грея и Деда Мороза, которого из-за кулис Ларин видел во время первого визита в театр «На Неве».
— Толя, внимание,— обратился Ларин к Дукалису.
Тот чуть не подавился от неожиданности.
— В чем дело? — спросил он.
Ларин показал на артиста в мониторе.
— Видишь его?
— Вижу.
— Ждем, когда берет вещи, и хватаем.
— Понял.
Оперативники вышли в зал и, когда Николаев забрал сумку из камеры хранения, подошли к нему с двух сторон. Артист был хрупкого телосложения с женственными ладонями и чертами лица. Увидев возле себя оперативников он беспокойно оглянулся по сторонам.
— Добрый вечер,— сказал Ларин.
— Здравствуйте,— робко ответил Николаев.
Милиционер достал удостоверение.
— Капитан Ларин, Уголовный розыск,— представился офицер.
— Старший лейтенант Дукалис,— сказал его коллега.
Артист облегченно вздохнул.
— Олег Николаев, чем могу служить?
— Можем мы взглянуть на содержимое вашей сумки? — спросил Ларин.
Николаев пожал плечами.
— Видите ли,— сказал он,— я не знаю, удобно ли это. Дело в том, что сумка не моя.
— Другого ответа мы и не ждали,— отреагировал Дукалис.
— Чья же это сумка? — спросил Ларин.
— Нашего гардеробщика дяди Коли.
Оперативники переглянулись.
— А почему он сам ее не забрал?
— У нас сегодня очень длинный спектакль. Но я занят только в первом отделении.
Разговаривая с оперативниками Николаев внимательно разглядел их.
— Я живу прямо напротив вокзала,— сказал артист.— Мы договорились, что дядя Коля зайдет ко мне после спектакля и заберет сумку. Я согласился, ведь он столько раз меня выручал. Дядя Коля святой человек.
— В этом мы уже убедились,— произнес Дукалис.
— Думаю, вам придется вместе с нами подождать дядю Колю,— сказал Ларин.
— Где?
— У вас.
— Но я живу в коммунальной квартире.
— Тем лучше. Не нужно будет далеко ходить за понятыми.
Поняв, что спорить бесполезно, Николаев повел новых знакомых к себе домой. Ларин связался по рации с Соловцом.
— Але, Георгич,— сказал он.
— Слушаю, Андрей,— отозвался майор.
— Когда появится Добычин, поезжайте за ним. Скорее всего он направится в сторону Московского вокзала. Когда зайдет в дом, оставайтесь внизу.
— Что удалось выяснить?
— Потом объясню.
— Хорошо. До связи.
Ларин, Дукалис и Николаев перешли Литовский проспект и вошли в большое здание с облупленными стенами. Поднявшись на второй этаж они оказались в огромной коммунальной квартире. Комната Николаева находилась недалеко от входной двери. Зайдя в нее, оперативники расположились на стульях возле стола, а Николаева попросили присесть на диван. До прихода Добычина у них было достаточно времени, чтобы рассмотреть содержимое сумки из камеры хранения. Как и ожидалось, в ней оказались ценности, награбленные Добычиным — дядей Колей — Дедом Морозом тридцать первого декабря.
Вскоре последовал сигнал на рацию от Соловца.
— Слушаю,— сказал Ларин.
— Он вышел из театра. Следуем за ним,— сообщил Соловец.
Театр «На Неве» находился минутах в пятнадцати ходьбы от Московского вокзала. Когда раздались три коротких звонка в дверь, Ларин велел Николаеву впустить Добычина в комнату. Дукалис на всякий случай снял пистолет с предохранителя. Раздались шаги в коридоре. Дверь в комнату отворилась, и на пороге возник дядя Коля.
— Добрый вечер, Николай Палыч,— сказал Ларин.
Добычин мгновенно оценил ситуацию.
— Вы оказались проворнее, чем я думал,— усмехнулся он.
— Мы тоже сначала вас недооценили,— ответил оперативник.
Гардеробщик вошел в комнату и тяжело опустился на стул. Ларин по рации сообщил Соловцу, что можно подниматься наверх.
Через пять минут в комнате находились все оперативники, Добычин, Николаев и двое понятых из соседей. Дядя Коля сидел посреди комнаты, закинув ногу на ногу и, казалось, был безразличен ко всему, что происходит вокруг.
