Хорошо если весь романтизм за пять лет из башки выдует. Тем самым соленым ветром. Хорошо, если, пусть через силу, пусть корячась и сопротивляясь, превратится наш романтик в офицера. В настоящего командира, умеющего и рявкнуть, и прогнуться когда надо, и лизнуть где положено.
А если нет? Если, вдруг, не смог романтик деградировать?
Тогда все. Тогда туши свет. Потому как, если его в училище не перевоспитали, то Флот его доконает. Командир и старпом, в промежутках — зам и пом, а более всего — любимый личный состав, набранный, на первый взгляд, исключительно из ублюдков. На второй взгляд оказывается, что ублюдки по сравнению с ними — ангелы небесные; но если у тебя будут служить только ублюдки, куда же девать этих, ядрена корень?
— Поздно, лейтенант, — говорит командир. — Раньше надо было. Думать! А здесь служить надо! Служить! Родину защищать! А не расписываться в собственном бессилии. — При этом, в усталых и обращенных куда-то внутрь себя, командирских глазах так ясно читается в каком именно месте он видел эту самую Родину... которая его... в условиях крайнего Севера... вечного безмолвия..., что бедный лейтенант совершенно самостоятельно делает «Налево кругом» и становится абсолютно неразличим среди окрашенных бледной «слоновкой» переборок.
Старпом вообще смотрит круглыми глазами какающего филина и цедит слова, тщательно следя, чтобы паузы были одинаковыми:
— Не знаю. Что вы, вообще, ко мне пришли? Вы офицер? — лейтенант-романтик машинально кивает, хотя сам в этом уже сомневается. — Воспитатель. Действуйте, лейтенант, действуйте. Фантазируйте. Офицер без фантазии — как рыба без велосипеда. — И выдержав более театральную паузу, подводит итог: — Свободны, лейтенант.
Пробираясь в родную БЧ, лейтенант почему-то представляет рыбу на велосипеде.
А еще он думает, что офицер и личный состав — это как дрессировщик и тигры. Показал слабину — сожрут к чертовой матери. Будь ты хоть золотым, хоть бриллиантовым медалистом — все равно три матроса третьего года службы тебя превзойдут. По всем статьям. И если не сломался ты в училище, ломаться придется уже здесь. На глазах матросов и собратьев-офицеров. Идя по службе через пьянки, самовольные отлучки и прочие дисциплинарные проступки.
Юный романтик, услышавший зов моря, прежде чем решиться и сделать море своей судьбой, подумай: а готов ли ты лишить себя всего остального?
А потом протри очки и прочитай этот рассказ еще раз.
Об этот угол бились...
Старая пословица гласит: Корабль до тех пор считается металлической коробкой, пока на нем экипажа нет.
Согласен, правильная пословица. Однако, в наш век высоких технологий и одноразовых кораблей, коробка не получит высокое звание военно-морского корабля до тех пор, пока не пройдет испытаний. Ибо, как гласит еще одна старая пословица: Раньше были деревянные корабли и железные матросы, а сейчас — железные корабли и деревянные матросы.
Ну это вы зря. Зря пословицам верите. Не все матросы у нас деревянные. Не все. Хотя... но в основном... да. А, впрочем, оно и неплохо. Пусть деревянные, пусть в основном. Лишь бы пальцем мимо кнопки не промахнулись... когда время придет. А деревянные, уж поверьте моему опыту, мимо кнопки не промахиваются.
Быть может, он и шмальнет неведомо куда, но это уже не его вина.
А чья? — спросите вы.
А того — чудом затесавшегося в стройные и пахнущие свежим лесом ряды защитников Родины, железного — умного и опасного как бледная спирохета.
Именно так его воспринимают опытные офицеры — суровые морские волки с Макаровкой за плечами и задницей в ракушках. Неопытные же попросту боятся. Потому что афоризм великого и низкорослого узурпатора: Лучше армия баранов под предводительством льва..., теряет всякий смысл, если в бараньих рядах неожиданно появляется козел. А если таких козлов два? А если три?
Впрочем, что это я? Я ж об испытаниях писать собрался. Да-а, вот так соберешься написать нечто героическое, а рука сама выводит черти что.
Так вот, испытания. На испытаниях, обычно, обнаруживается масса всяческих недоделок, ошибок, просчетов, дефектов, а также множество разнообразной ерунды. Вплоть до саботажа.
Но, не будем отнимать хлеб у особого отдела. Саботаж — это по их части. Рассмотрим просчеты, дефекты и ошибки. Нам это ближе.
Хочется спросить: А откуда они вообще берутся, дефекты?
А оттуда: Раньше были деревянные корабли и железные кораблестроители, а теперь — железные корабли и деревянные кораблестроители. А чего там? В одной стране ведь живем. Так что новейшую электронику паяют небритые мужики в замасленных спецовках, используя вместо канифоли перегар, а сложную систему труб, клапанов и вентилей — те же мужики состыкуют так, что она в два счета заполнит топливные цистерны забортной водой... вместо, чтобы оросить орудийные погреба.
Однако, по большому счету, все это и не очень страшно. Парочка тех самых, железных (вот где они просто необходимы), которые будут ходить, наблюдать и контролировать... каждого строителя...
М-да, где ж нам столько «бледных спирохет» набрать? Это же уже не экипаж, а рассадник какой-то.
Вот поэтому и выходит корабль на испытания. И мотается по морю два месяца, разрываясь между базами и заводом.
Попутно устраняя мелкие замечания.
Для чего на борту имеется полный штат квалифицированных специалистов, вышедших предъявлять, так сказать, товар лицом. И «кривых» по этому поводу как патефонные ручки.
Сколько лет прошло, а я все мучаюсь вопросом: Где они спиртное брали? Я сам русский и прекрасно понимаю, что наш человек просто не в состоянии пить размеренно и систематически, как немец, например. Русский человек пьет стихийно. От души. И сколько бы водки с собой не брали, она кончится ровно через три дня. А пополнить запасы вдали от берегов? Нонсенс. И, тем не менее, факт остается фактом.
Кроме этих, строительных, дефектов существуют еще дефекты конструкции, с которыми приходится мириться, и дефекты проекта, доходящие порой до абсурда.
Так, например, неведомо чьим командирским решением в каждом кубрике должны находиться соответствующие инструкции — как положено — на дюралевых листах, в деревянных рамочках. Честное слово, уж и не помню, что там писалось, но «лепили» их в столь труднодоступных местах, что желания свернуть шею, или навечно застрять между трубами отопительной системы и электрокабелями, дабы поглазеть на знакомые буквы, ни у кого как-то не обнаружилось.
— Не знаем, — сказали небритые мужики в промасленных спецовках и развернули план-схему. — Вот. — Заскорузлый палец с черным ободком под ногтем ткнул в некий, понятный лишь его обладателю, значок. — По проекту. Положено, значит. — При этом, специалист так мощно выдохнул, что лично я тут же вспомнил своих соседей по мирной жизни. Они тоже по субботам гнали самогон.
Рамку потом свинтили, а лист с инструкциями не то затерялся где, не то на безделушки распилили.
Еще одни дефектом проекта стала вентиляционная система, соединяющая Главный Командный пост и Штурманскую рубку. Зачем она нужна? Вы знаете? Быть может, чтобы штурман мог в нее крикнуть... в случае чего? Или, чтоб покурить... тайком... не в затяжку? Лично я не знаю.
И старпом не знал, и НХС, и замполит, и кто-то там из штаба округа тоже не знал. Но, поскольку, система эта плавно изгибалась прямо над трапом, ведущим из Главного Командного в Центральный Командный, занимая довольно значительное место в, прямо скажем, узком пространстве двери, все вышеперечисленные, а также еще кое-кто, сподобились соприкоснуться с нею той частью тела, которая
