Однако, путешествуя вдоль борта, и находясь чуть ли не вровень с морем, имеешь возможность наблюдать жизнь несколько ближе, чем с высоты палубы. В живую, так сказать.
Нет, я не имею в виду ту жизнь, что плавает вокруг, переливаясь и ароматизируя. Ни в коем случае. Хотя... много чего там плавает... вдоль борта.
Я имею в виду то, что происходит на борту. А на борту...
Трап. Трап парадный разложили, за борт спустили, установили. Ну а вдруг кто-нибудь из почетных гостей по морю пожалует? Как же он нам поднимется, а?
Леера, целиком сработанные из меди, подняли и начистили, закрепив. По мере сил. Левый, тот, что ближе к воде, закрепляться не хотел. Не хотел и все. Но стоял. Ровно и сверкая.
Лейтенант, если он молодой и до сих пор не разочарован службой, все еще мечтает стать адмиралом. Нет-нет, да и примерит, когда мысленно, а когда и не только, на свои плечи беспросветные погоны с огромными звездами.
И молодой, все еще хрустящий от училищного лоска лейтенант Мелентьев, узрев вооруженный и ослепительно горящий парадный трап, тут же вообразил себя адмиралом и торжественно спустился, пружиня на каждой балясине, к самой воде.
Там он остановился, из под козырька воображаемой адмиральской фуражки обозрел горизонт, ограниченный со всех сторон, смахнул с большезвездного погона несуществующую пылинку и... картинно оперся на леер. На тот самый — левый. Не закрепленный.
Подлый леер, все так же сверкая, сложился со звонким треском. Предбущий адмирал, не переставая опираться, рухнул в вонючую забортную воду. Картинно. Со всплеском.
— Вот это да! — дружно выдохнули все мы, все кто видел. — Ух, ты! Ну, товарищ лейтенант, ну вы прям орел!
Орел-лейтенант всплыл, как дельфин, вращая в недоумении округлившимися глазами. Не ожидал «адмирал» от нашего трапа такой подлости. Ни за что не ожидал.
Одним рывком выбросив свое мокрое тело на трап, лейтенант выловил фуражку и нахлобучил ее мокрую прямо на голову.
Вверх по трапу он поднимался уже не как адмирал.
Легенда
Было это, или нет — точно не скажу. Лично я склоняюсь к мысли, что все же было, хотя...
В общем, сам я, по молодости, ни одного из непосредственных участников, или, хотя бы свидетелей, не застал, поэтому история сия, давным-давно приобретшая статус легенды дошла до меня, пройдя через множество ушей и обрастая по дороге подробностями, быть может и вовсе не имевшими место. Черт его знает, все может быть. Но я перенесу на бумагу то, что слышал сам. И за то, что не прибавил и не убавил ни единого слова готов ответить. Разве что некоторые, весьма откровенные, выражения несколько смягчил.
Во времена махрового застоя служил на героическом Северном Флоте матрос. Звали его Василий Семенович. Национальности он был очень и очень северной. Не то чукча, не то эвенк. А быть может коряк, или ительмен. Не знаю точно, да и не так это важно.
По месту прохождения службы он был подводником, а по флотской специальности акустиком.
А еще он был абсолютно лысым. И очень гордым. Иначе чем по имени-отчеству никто к нему не обращался, а если обращался кто-то... вдруг... Василий Семенович просто не реагировал.
Где-то в тундре у него была жена, трое детей, любимая яранга и стадо оленей...
Так что мог он себе такое позволить.
Вы спросите: Как он со всем этим добром попал на Флот?
А я отвечу: Я вам что, следователь? Откуда я знаю?!
Весь Северный Флот бился в падучей, исходя пеной. Еще бы, ожидался визит Министра Обороны. Маршал Гречко был крут и отрывать умел не только погоны.
Поэтому территорию части вычистили, вылизали, задернили и разукрасили. Разгребли снег, соорудив по краям огромные кучи, скололи лед, а экипажи лодок построили для строевого смотра.
Да, кстати, высокая честь быть осчастливленными визитом Министра Обороны, выпала именно лодке Василия Семеновича. И именно перед ним остановился капитан первого ранга из штаба дивизии.
— Товарищ матрос, — сказал Василию Семеновичу капитан первого ранга из штаба, попутно наливаясь злой ответственностью, — почему у вас грязная шинель?
Василий Семенович не реагировал. Он смотрел куда-то поверх головы ответственного начальника, куда-то в низкое серое небо.
— Товарищ матрос! — капитан первого ранга цветом лица уподобился южному овощу помидору. — Я спрашиваю, — он набрал в грудь побольше воздуха и вылил все свое суетливое раздражение прямо в лицо Василию Семеновичу, — почему у вас грязная шинель?!!! — Горячие брызги прожигали снег. До самого бетона.
И бездна молчания в ответ.
Штабной начальник был ввергнут в пучину изумления. Еще бы, он-то не знал как надо обращаться к Василию Семеновичу. Зато он твердо знал, что капитан первого ранга на Флоте — фигура. И весьма значительная. И если столь значительную фигуру не замечает какой-то матрос северной национальности...
— Подойдите сюда, — в краткие сроки справившись с изумлением, приказал он командиру лодки.
Командир подбежал, запыхавшись. Ему, в отличие от Василия Семеновича, было что терять.
— Вот, — капитан первого ранга злобно ткнул пальцем в направлении грязной шинели. — Я его спрашиваю: почему шинель грязная, а он... молчит. Он молчит! У вас что, весь экипаж... из дебилов?!
— Василий Семенович, — сказал командир лодки, морщась от звуков штабного голоса. — Вот товарищ капитан первого ранга, — кивок в сторону, — интересуется: почему у тебя грязная шинель?
— Лишь бы совесть была чистой, — плакатно ответил Василий Семенович, не отрывая взгляда от облаков. Облака нависали.
— Понимаете, товарищ капитан первого ранга, — перевел слова Василия Семеновича командир, — шинель у матроса одна. Он в ней и на работы и на службе в ней и... и вымазалась... вот.
Капитан первого ранга настолько был удивлен обращением к матросу по имени-отчеству, что не смог сказать больше ничего. Он захлопнул свою пасть и оставил экипаж в покое. А командир снял фуражку и вытер холодный пот.
— Ну, вот, — вздохнул где-то в кабинете комдив. — Похоже готовы. Да, всех лишних с лодки-то удалите. Отведите их в клуб. Пусть кино смотрят, что ли...
Со времен знаменательной даты, на лодке, в рамочке хранится благодарность от Министра Обороны СССР Маршала Гречко. Заверенная личной и витиеватой подписью.
Для Василия Семеновича, правда, Министр Обороны был чем-то сродни северному сиянию. Не в смысле, что появляется каждую ночь, а в смысле что высоко. И абсолютно безразлично. Тем более, что служба требовала его присутствия на лодке. Он мирно копался у себя в посту, щелкая переключателями и дымя канифолью. По случаю проведения ремонтных работ и в ознаменование объявленного неожиданно выходного дня одет он был в причудливую смесь из старой робы и национальной одежды жителей крайнего севера.
— Ну что ж, — сказал Министр Обороны, устало опускаясь в командирское кресло. — Осмотром лодки я удовлетворен.
Командир лодки перевел дух.
— М-да-а, удовлетворен, — повторил Гречко. — В отличном состоянии наш подводный флот.
Рост маршала никак не втискивался в тесноту внутренних помещений подводного корабля. Особенно ноги. В сложенном состоянии они не помещались под креслом, а в разложенном — в отсеке. И Министр
