Порядок слов

ввысь.
Запомни это, прохожий!
Прохожий, остановись!
Помнишь, было иначе? —
Пепел Клааса стучит…
Аристократ не плачет —
Аристократ молчит.
Молчит и сильней сутулится,
А я вспоминаю с трудом
Мой адрес: пропавшая улица
И с нею исчезнувший дом.

* * *

Тот город был аристократ,
А этот взяли напрокат,
Как ночь в отеле,
И, несмотря на листопад,
Он мне пришёлся невпопад…
На самом деле
Отель ни в чём не виноват,
Что постоялец сам не рад:
Сидит в постели
И, ничего не говоря,
Кому-то пишет, только зря…
Летят недели,
Как лепестки календаря,
И в середине мартобря,
Под вой метели
Приснится город дорогой —
Неузнаваемый, другой,
Родные лица,
Чтоб на казённой белизне —
Отельной жёсткой простыне —
Слезой пролиться.

Приметы

Шведский камень, тягучая речь,
Запах моря, берег реки.
А по имени страшно наречь:
Все равно, что заклятье тоски
Оживить, лишь озвучишь гортань.
Голос чаек брезгливо-гортан.
Черепица старинных домов —
Как чепцы у почтеннейших вдов.
От костёла к реке – фонари
Зажжены, но один не горит,
И блестят следы от колёс…

То мой город, знакомый до слёз.

Троя

                    …Агония Лаокоона
Тянулась долго, словно звуком «о»
Растянутое имя, словно локон
Несчастного жреца, но никого
Поблизости с наточенным мечом.
Победою пьяна, ликует Троя,
И не заботит Трою нипочём,
Что пьют последний воздух эти трое —
Пророк и сыновья Лаокоона,
Не знавшие ни брани, ни жены.
Как море, глубина небес бездонна,
Но вниз не глянет братец Посейдона,
Где в ужасе на брата смотрит брат:
Им смертной матерью даровано дыханье,
Что Феб бессмертный жаждет отобрать.
Над городом летит последний стон:
«Даров данайских бойся, Илион,
Мой город!..»
                    Но по воле злого рока
Никто не внял вещанию пророка,
Как водится в отечестве своём.

………………………….

«Война окончена! Споём, друзья, споём!»
Как небо, моря глубина бездонна,
И волны лижут след Лаокоона.

* * *

Перекрасили, перестроили,
Дали улицам псевдонимы.
Город мой, погибшую Трою,
Память хрупкая сохранила.

Стены снова растут и строятся
Из забвенья, пепла и тлена.
Возродится Троя, утроится…
Но – другая придёт Елена.

Дому

Дом, который построил ты

Вот дом, который построил Джек,
Билл или Том, но давно уже.
И я давно живу в этом доме,
Совсем не помня о Джеке и Томе.
Стоит мой дом у самого озера.
Хоть и ноябрь, но не приморозило,
Ветки кустов и деревьев голы.
Дом стоит здесь долгие годы.
Может, сам по себе он вырос?
Двор завёл просторный, на вырост;
Справа – только решётка мостика,
Берег, камни – всё очень простенько.
Нет ни коровы, ни пастуха.
Воздух замер, вода тиха.
Нет пшеницы и нет синицы…
Может, домик мне только снится?
Может, Джек совсем ни при чём?
Я открою своим ключом —
Вот он, звякает на колечке;
Посидим с тобой на крылечке.
Под подошвами шорох листьев,
На стекле паутина виснет.
Переступим через порог,
Согревайся: ты весь продрог.
…У камина – детишки Тома
Или Джека, хозяина дома;
А быть может, семейство Билла —
Перепутала или забыла,
А ведь думала – ни при чём…
Я открою своим ключом
Тот, застывший на глади озера
(Хорошо, что не приморозило)
Настоящий мой белый дом
Под стеклом, как под тонким льдом.

* * *

Вот камин затоплю, буду пить…

И. А. Бунин

Нет ни печки, ни даже камина,
Чтоб дровами кормить и топить.
Если veritas всё же in vino,
Мне достанет глоток пригубить.

Душу в плед не укрыть от озноба,
И в уюте заморской избы
Остаётся без спешки и злобы
Только времени бремя избыть.

* * *

Пожала безразличными плечами,
Пальто коснулась – и стоять осталась.
Покой, остывший кофе и молчанье.
«Садись, хозяйкой будь», – шепнула старость.

В окне

От зноя изнывает двор.
Не ад, но всё же репетиция.
И первый светский разговор
Не о погоде, а – «…напиться бы
Воды со льдом». Затем – погода:
Как славно было в январе,
А лето тянется полгода…
Кивок, прощанье.
                    Во дворе
Рододендрон – и тот поник,
Уже на полпути в покойники,
И кот, как зимний воротник,
Лежит на тёплом подоконнике.

* * *

Хорошо сидеть у камелька,
Чтоб огонь искрился и мелькал,
А когда погаснет камелёк
И мигнёт закатный уголёк,
Брось ему свои черновики —
Рыжие проснутся червяки,
Изглодают строчки дочерна,
Даже ту, что вовсе не дурна…

Ночь

Ночь, как бабушкин халат,
Греет плечи и колени.
На стене столпились тени
И испуганно дрожат.

В зеркалах сидят девчонки:
Сжаты плечи, сжаты губы.
Чёрным глазом друг на друга
Две девчонки смотрят волком.

Проходя, заржал трамвай
За окном обледенелым.
Вдруг рукой окоченелой
Ночь толкает в бок: «Вставай!»

Одурманен мозг больной,
Кофе вылился на скатерть,
И соседские объятья
Раздаются за стеной.

* * *

Целый век прожила не свой
И чужого мужа вдовой,

Всеми проклятой. Потому
Оказалась в чужом дому —

По злобе или ворожбе —
В незнакомой чёрной избе,

Где чужая видна страна
Через мутные два окна,

Где в источнике нет воды,
Налитые горчат плоды,

Колыбель грустит о ребёнке
В позаброшенной той избёнке,

Печь дымит, и сбежал домовой,
Перепуганный, сам не свой.

* * *

Хорошо, что полутемно,
Полупусто и полутяжко,
И осеннее полуокно,
И кофейная получашка.
Полудрёма-полупечаль,
Откровенность сумаполусшествия.
Это – полупогасла свеча:
Полувздор, полупроисшествие.

* * *

Читатель скажет, что мой стих
Не очень внятен,
И на полях оставит штрих
Да пару пятен
От пальцев, жирных после пиццы
Или поп-корна…
Так что ж, прикажете напиться? —
Слуга покорный.

За тёмной шторой вьётся снег
И воет ветер.
Метель безумствует в окне.
В туманном свете
Хоронят бесы домового
И слёзы льют…
Найдётся ли вернее слово
Про мой уют?

Воробей

Не жильё, а жилплощадь —
От родин до седин.
Ливень стёкла полощет.
Под карнизом один
Воробей,
Насторожен
И насуплен, как ёж;
На кого-то похож он,
А кого – не поймёшь.
Хоть убей,
Не