делу в качестве вещественного доказательства не имеется хотя бы части похищенного золота, вину обвиняемого доказать почти невозможно.
Наконец, удалось перехватить ее записку родственникам, проживающим в Ростовской области, с просьбой прислать одежду. Учитывая это обстоятельство, решили использовать единственную в отделе женщину-опера Валентину Кабакову в качестве якобы освободившейся из-под стражи «сокамерницы» Заливной. Для изучения последней Валентина стала присутствовать на допросах, беседовать с арестованной.
Сформированная после этого оперативно-следственная группа, в которую, конечно, вошла и Кабакова, выехала в Ростов-на-Дону. Согласовав с местными работниками детали оперативной комбинации, Валентина направилась к мужу Заливной, проживавшему в собственном доме в городе Белая Калитва. Встретившись с ним, Валентина предъявила записку от его жены и рассказала, по легенде, о своем знакомстве и доверительных отношениях с его супружницей. Упор был сделан на то, что необходимы дорогой адвокат и вообще большие деньги, ибо статьи уголовного кодекса для его жены выпадали расстрельные.
Однако муж Заливной ничего не знал об имеющихся у его жены деньгах, правда, высказал предположение о возможном наличии их у проживающих в отдаленном селении родственников жены, куда она часто ездила вместе со взрослой дочерью. Разговор у них затянулся допоздна. Он угостил Валентину ужином, предложил ночлег в отдельной комнате и даже… некие свои мужские услуги. Раздосадованный отказом, утром, уходя на работу, Заливной запер Валентину в своем доме. Лишь рядом живущая дочь, знавшая о приезде москвички, помогла ей выбраться из «плена». В долгом разговоре с дочерью Валентине удалось убедить ее продать имеющееся рассыпное золото, чтобы помочь матери. Вступил в действие ранее разработанный вариант комбинации: Валентина предложила своих знакомых ювелиров, имеющих крупные суммы денег и желающих купить шлих. Роль «ювелиров» — мужа и жены исполнили оперативные работники отдела БХСС УВД, которым выдали несколько пачек денег. При состоявшемся знакомстве они убедительно их продемонстрировали и договорились о встрече на следующий день на железнодорожном вокзале, чтобы завершить сделку. За дочерью Заливной установили скрытое наблюдение, чтобы установить место хранения похищенного ее матерью золота.
На следующий день та явилась на встречу с «ювелирами» и села к ним в машину. Убедившись, что она принесла золото, те подали условный сигнал. Группа захвата предложила всем выйти из машины. Дочь Заливной вышла первой, а «ювелирам» удалось «скрыться» При задержании у дочери обнаружили полтора килограмма шлихового золота. При обыске в доме родственников было обнаружено в тайниках еще три с половиной килограмма драгоценного металла.
Вот такая ювелирная работа — на грани фола — ведется подчас нашими коллегами..
ЗОЛОТО ЭМИРА
Человек так устроен, что во всех своих бедах старается отыскать объективную причину. Во всяком случае, серьезный человек.
Миша Клаперман считал себя вполне достойным человеком, а все свои неудачи объяснял пресловутым «пятым пунктом» и страной, где ему именно из-за этого пятого пункта не позволяли, видите ли, раскрыть бурлящие в нем способности.
Невзгоды начались в 1921 году, когда он, пятилетний сын личного финансиста бухарского эмира, был погружен отцом вместе с матерью в одну из многочисленных повозок с накопленными за верную службу, а то и награбленными ценностями, чтобы бежать за кордон под натиском красной конницы. При переправе через горную речку (рядом с мостом, который был разрушен) их арба перевернулась. Мешки и узлы с золотом полетели в воду, а мать, падая, головой ударилась об острый камень. Подоспевшие басмачи охраны поставили арбу на колеса, положили туда так и не пришедшую в сознание мать, усадили Мишку и хотели было грузить разбросанные мешки, но, услышав близкие выстрелы, бросили все и пустились наутек — до границы оставалось рукой подать. Мать наспех похоронили в ближайшем селении, отец еще подумывал, не вернуться ли к речке за мешками с золотом, как выстрелы послышались уже и впереди: на границе басмачей ждала засада. После короткого боя не уцелел почти никто. Лишь немногим удалось уйти, бросив увозимые ценности на произвол судьбы. Погиб ли Мишкин отец в этом бою или ему удалось бежать со своим патроном — осталось загадкой на всю последующую Мишкину жизнь.
Оставшегося сиротой еврейского мальчугана вывезли в центр России и определили в детский дом, который находился в унылом фабричном поселке. Голодуха и отчаяние стали его постоянными спутниками на долгие годы.
Вокруг обитал «люмпен», который крепко пил от безрадостной жизни. Директором детского дома был не Макаренко, к большому сожалению для детворы, а бывший моряк и горький пьяница. Детдомовцы, как и поселковые мальчишки, росли хулиганами. Лет с шести начинали курить, с десяти —пить, в двенадцать — имели первые приводы в милицию. К пятнадцати годам каждый второй оказывался в местах, не столь отдаленных.
Мишка был как все, но к тому же еврей. Когда ребята на что-либо злились, то нередко срывали свою злобу на нем. Услышав возгласы: «Бей жидов, спасай Россию!», Мишка бежал в дальний угол и пытался спрятаться. Иногда это удавалось. Вскоре он перестал подсчитывать, сколько раз у него из носа текла кровь. Но вдруг понял, что именно кровь спасает его от более тяжких мучений, и старался подсунуть под удар свой закаленный и довольно длинный «румпель».
Однажды кто-то из шефов подарил ребятам фотоаппарат, и так как никто не умел им пользоваться, а Мишка сообразил, что к чему, он смекнул, что эта диковина может круто изменить его жизнь. Первые же снимки привели ребят в восторг и умиление. Каждому хотелось, конечно, увидеть себя на фотографии. Мишка же фотографировал самых «нужных». Вокруг него стали концентрироваться самые сильные, самые авторитетные хлопцы. А признанный лидер Борька по кличке «Шмаровоз» стал его другом. Вместе гоняли они футбольный мяч на пустыре, ходили в поселок и даже на пляж недальнего большого города, где нередко подрабатывали фотографированием отдыхающих. На полученные деньги стали покупать дешевое вино и пить его из горла по глоточку.
Теперь, если кто-нибудь осмеливался бросить Мишке уничижительное «жид», таковой тут же получал промеж глаз, и вскоре вопрос национальный был для Мишки снят.
Лет с четырнадцати резко повзрослевший Миша стал шастать по девкам, которые к зависти многих охотно открывали ему объятия. И тут помогал все тот же фотоаппарат. Этюды на природе почти всегда заканчивались в примятых кустах.
Благодаря природным способностям, особенно к точным наукам, Михаил всегда учился хорошо и по окончании школы был направлен в Москву для поступления в высшее учебное заведение. В кармане у него лежала очень приличная характеристика. Тщеславие и излишняя самоуверенность заставили его подать в самый престижный вуз страны — в Московский государственный университет, на экономический факультет. Однако на всякий случай он присмотрел и Московский финансовый институт, где конкурс был значительно ниже, а приемные экзамены начинались чуть-чуть позже. Немаловажным для него было и то обстоятельство, что в этом институте, как он разведал, контингент учащихся на девяносто процентов
