осветителя.
А я поступил в многотиражку. И к тому же начал писать рассказы…
Карьера моего брата развивалась в нарастающем темпе. Вскоре он стал лаборантом. Потом – Диспетчером. Потом – старшим диспетчером. И наконец – заместителем директора картины. То есть лицом материально ответственным.
Недаром в лагере мой брат так стремительно шел к исправлению. Теперь он, видимо, не мог остановишься…
Через месяц его фотография висела на Доске почета. Его полюбили режиссеры, операторы и сам директор Ленфильма – Звонарен. Более того, его полюбили уборщицы…
Ему обещали в недалеком будущем самостоятельную картину.
Шестнадцать старых коммунистов Ленфильма готовы были дать ему рекомендацию в партию. Но брат колебался.
Он напоминал Левина из 'Анны Карениной'. Левина накануне брака смущала утраченная в молодые годы девственность. Брата мучила аналогичная проблема. А именно, можно ли быть коммунистом с уголовным прошлым?
Старые коммунисты уверяли его. что можно…
Брат резко выделялся на моем унылом фоне. Он был веселым, динамичным и немногословным. Его посылали в ответственные командировки. Все прочили ему блестящую административную карьеру. Невозможно было поверить, что он сидел в тюрьме. Многие из числа не очень близких знакомых думали, что в тюрьме сидел я…
И снова что-то произошло. Хотя не сразу, а постепенно. Начались какие-то странные перебои. Как будто торжественное звучание 'Аппассионаты' нарушилось режущими воплями саксофона.
Мой брат по-прежнему делал карьеру. Произносил на собраниях речи. Ездил в командировки. Но параллельно стал выпивать. И ухаживать за женщинами. Причем с неожиданным энтузиазмом.
Его стали замечать в подозрительных компаниях. Его окружали пьяницы, фарцовщики, какие-то неясные ветераны Халхин-Гола.
Протрезвев, он бежал на собрание. Успешно выступив на собрании, торопился к друзьям.
Сначала эти маршруты не пересекались. Брат делал карьеру и одновременно
– губил ее.
Он по трое суток не являлся домой. Исчезал с какими-то непотребными женщинами.
Среди этих женщин преобладали весьма некрасивые. Одну из них, я помню, звали Грета. У нее был зоб.
Я сказал моему брату:
– Ты мог бы найти и получите.
– Дикарь,– возмутился мой брат,– а знаешь ли ты, что она получает спирт на работе! Причем в неограниченном количестве…
Очевидно, мой брат все еще руководствовался юношеской доктриной: 'В женщине и в книге главное не форма, а содержание!'
Потом Борис избил официанта в ресторане 'Нарва'. Брат требовал, чтобы официант исполнил 'Сулико'…
Он стал попадать в милицию. Каждый раз его вызволяло оттуда партийное бюро 'Ленфильма'. Но с каждым разом все менее охотно.
Мы ждали, чем все это кончится…
Летом он поехал на съемки 'Даурии' в Читу. И вдруг мы узнали, что брат на казенной машине задавил человека. Да еще офицера советской армии. Насмерть…
Это было страшное время предположений и догадок. Информация поступала самая разноречивая. Говорили, что Боря вел машину совершенно пьяный. Говорили, правда, ч то и офицер был в нетрезвом состоянии. Хотя это не имело значения, поскольку он был мертв…
От тетки все это скрывалось. Дядья собрали около четырехсот рублей. Я должен был лететь в Читу – узнать подробности и совершить какие-то разумные акции. Договориться о передачах, нанять адвоката…
– И если можно, подкупить следователя,– напоминал дядя Роман…
Я начал собираться.
Поздно ночью раздался телефонный звонок. Я поднял трубку. Из тишины выплыл спокойный голос моего брата:
– Ты спал?
– Боря!– закричал я.– Ты жив?! Тебя не расстреляют?! Ты был пьян?!..
– Я жив,– ответил брат,– меня не расстреляют… И запомни – это был несчастный случай. Я вел машину трезвый. Мне дадут года четыре, не больше. Ты получил сигареты?
– Какие сигареты?
– Японские. Видишь ли, Чита имеет сепаратный торговый договор с Японией. И тут продаются отличные сигареты 'Хи лайт'. Я послал тебе блок па день рождения. Ты получил их?
– Нет. Это неважно…
– То есть как это неважно? Это – классные сигареты, изготовленные по американской лицензии.
Но я прервал его:
– Ты под стражей?
– Нет,– сказал он,– зачем? Я живу в гостинице. Ко мне приходит следователь. Ее зовут Лариса. Полная такая… Кстати, она шлет тебе привет…
В трубке зазвучал посторонний женский голос:
– Ку-ку, моя цыпа!
Потом опять заговорил мой брат:
– В Читу тебе лететь совершенно незачем. Суд, я думаю, будет в Ленинграде… Мама знает?
– Нет,– сказал я.
– Хорошо…
– Боря! – орал я.– Что тебе прислать? Ты, наверное, в жутком состоянии?! Ты ведь убил человека! Убил человека!..
– Не кричи. Офицеры созданы, чтобы погибать… И еще раз повторяю – это был несчастный случай… А главное – куда девались сигареты?..
Вскоре из Читы приехали двое непосредственных участников событий. Таким образом стали известны подробности дела. Вот что, оказывается, произошло.
Был чей-то день рождения. Отмечали его на лоне природы. Боря приехал уже вечером, на казенной автомашине. Как всегда, не хватало спиртного. Гости слегка приуныли. Магазины были закрыты.
Боря объявил:
– Еду за самогоном. Кто со мной?
Он был навеселе. Его пытались отговорить. В результате с ним поехали трое. В том числе – шофер автомобиля, который дремал на заднем сиденье.
Через полчаса они сшибли мотоциклиста. Тот умер, не приходя в сознание.
Участники поездки были в истерике. А брат мой. наоборот, протрезвел. Он действовал решительно и четко. А именно, все-таки поехал за самогоном. Это заняло пятнадцать минут. Затем он щедро наделил самогоном всех участников поездки. В том числе и слегка протрезвевшего шофера. Тот снова задремал.
Лишь тогда брат позвонил в милицию. Вскоре подъехала оперативная машина. Был обнаружен труп, разбитый мотоцикл и четверо пьяных людей. Причем мой брат оказался самым трезвым.
Лейтенант Дудко спросил:
– Кто из вас шофер?
Брат указал на спящего шофера. Того положили в оперативную машину. Остальных развезли по домам, записав адреса.
Брат скрывался трое суток. Пока не выветрился алкоголь. Затем он явился в милицию с повинной.
Шофер к этому времени, естественно, протрезвел. Его содержали в камере предварительного заключения. Он был уверен, что спьяну задавил человека.
