ЖИЛИЦА ПОД ВУАЛЬЮ
рассказ А. Конан-Дойля
Если иметь в виду, что м-р Шерлок Холмс двадцать три года занимался практикой, а я в течение семнадцати лет сотрудничал с ним и делал заметки о его деятельности, то станет ясно, что в моем распоряжении находится уйма материала. Меня всегда смущал не самый материал, а выборка из него. В моем распоряжении целая масса годичных записных книжек. Эти книжки — превосходное подспорье для изучающих не только преступления, но и скандалы в английском обществе конца царствования королевы Виктории.
Правда, авторам всех душераздирающих писем, умоляющих сохранить в неприкосновенности честь их семейств или репутацию потерпевших лиц, бояться нечего. Молчаливость и глубокое чувство профессионального долга, которые всегда отличали моего друга, по-прежнему остаются в силе при использовании этих мемуаров для печати. Я должен, однако, убедительно просить кое-кого не повторять недавних попыток добраться до этих бумаг и уничтожить их. Источник этих насильственных действий известен, и, если они повторятся, я, с дозволения м-ра Холмса, заявляю, что вся история, касающаяся одного политического деятеля, маяка и дрессированного баклана будет предана гласности. По крайней мере, один из читателей поймет, что это означает.
Конечно, не каждый из этих случаев доставил Холмсу возможность проявить тот замечательный дар интуиции и наблюдательности, который я пытаюсь запечатлеть в этих мемуарах. Порой ему нужны были все усилия, чтобы пожать плоды своей работы, порой же они сами легко давались ему в руки. Но и в легкие случаи его практики часто вплетались самые ужасные человеческие трагедии. Одну из них мне теперь хочется передать. Правда, я слегка изменил имена и место происшествия, но в остальном все факты оставлены без изменения.
Однажды, утром — это было в начале 1896 года — я получил торопливую записку Холмса с просьбой о моем содействии. По обыкновению, я нашел его сидящим в густо прокуренной атмосфере. Напротив него в кресле помещалась пожилая, материнского вида женщина, типа жизнерадостной квартирной хозяйки.
— Это миссис Мэррилоу из Южного Брикстона, — сказал мой друг, сопровождая свои слова взмахом руки. — М-с Мэррилоу не имеет ничего против табачного дыма, Ватсон, если вы пожелаете предаться вашей неопрятной привычке. М-с Мэррилоу может рассказать нам интересную историю, что поведет, быть может, к дальнейшему развитию событий, при которых наше присутствие может оказаться полезным.
— Все, что я смогу сделать…
— Вы, конечно, поймете, м-сс Мэррилоу, что если я явлюсь к м-сс Рондер, то предпочту иметь какого-нибудь свидетеля. Разъясните ей это до нашего прибытия.
— Господь с вами, м-р Холмс! — сказала наша посетительница. — Ей так не терпится повидаться с вами, что вы можете привести за собой хоть весь приход.
— В таком случае, мы приедем разом после полудня. Давайте-ка, прежде чем отправляться в путь, проверим еще раз правильность наших данных. Это поможет д-ру Ватсону понять все положение дел. Вы говорили, что м-сс Рондер в течение семи лет состоит вашей жилицей и что вы только однажды видели ее лицо.
— И, клянусь богом, я бы хотела, чтобы мне никогда не пришлось его увидеть! — сказала м-сс Мэррилоу.
— Я понимаю вас так, что оно оказалось ужасно изуродованным?
— Ох, м-р Холмс, вы бы вообще с трудом приняли это за лицо. Вот какой оно имело вид! Наш молочник как-то раз мельком увидал ее, когда она украдкой выглянула из верхнего окна, и уронил свою жестянку, так что молоко разлилось по всему палисаднику. А когда я увидела ее — я случайно застала ее врасплох — она быстро закрылась, а потом сказала: «Ну, вот, м-сс Мэррилоу, наконец-то вы узнали, почему я никогда не поднимаю моей вуали».
— Известно ли вам что-нибудь о ее прошлом?
— Ровно ничего.
— Дала она вам какие-нибудь сведения о себе, когда приехала к вам?
— Нет, сэр, но зато она дала звонкую монету, целую кучу денег. Положила прямо на стол квартирную плату за четверть года вперед и к тому же ни капельки не торговалась. В наши времена бедная женщина, вроде меня, не может пренебречь такой удачей.
— Указала ли она причину, почему она выбрала именно ваш дом?
— Мой дом стоит за дорогой и более уединен, чем остальные. К тому же у меня нет своей семьи и других жильцов. Мне помнится, что она пыталась поселиться в других домах, но нашла, что мой подходит ей больше всего. Она гонится за уединением и готова хорошо платить за него.
— Вы говорите, что она ни разу за все время не показывала своего лица, кроме одного неожиданного случая. Да, это замечательная история, чрезвычайно любопытная, и я нисколько не удивлен тому, что вы хотите ее раскопать.
— Я вовсе не хочу этого, м-р Холмс. Я вполне довольна, пока получаю свою квартирную плату. Вы не могли бы иметь более спокойной жилицы или такой, которая доставляла бы меньше хлопот, чем она.
— Так что же придало новый оборот всему делу?
— Ее здоровье, м-р Холмс. Она, по-видимому, чахнет. И на уме у нее что-то ужасное. «Убийца!»— кричит она, — «убийца!». А однажды, я слышала, как она кричала: «Жестокая тварь! Чудовище!» Дело было ночью и ее крик так пронзительно прозвенел на весь дом, что у меня мороз пошел по коже. Вот я и пришла к ней на утро. «М-сс Рондер, — говорю я, — если что-нибудь смущает вашу душу, так на то есть пастор и полиция. Либо тут, либо там вы можете найти себе помощь».
— Ради бога, только не полиция! — отвечает она. — Пастор же не может изменить того, что уже случилось. Но все же, — говорит она, — это облегчило бы мою душу, если бы кто-нибудь узнал правду, прежде чем я умру.
— Ну, что же, — отвечаю я, — если вы не хотите иметь дело с властями, так вот вам тот Холмс, о котором мы читали. (Прошу прощения, м-р Холмс!). Она так и привскочила. «Вот именно этот человек мне и нужен, — говорит она. — Удивительно, как это я не подумала об этом раньше. Привезите его сюда, м-сс Мэррилоу, и если он не захочет приехать, скажите ему, что я жена Рондера, содержателя бродячего цирка. Скажите это и назовите ему имя — Аббас Парва. Вот оно, как она сама его записала „Аббас-Парва“. Это приведет его сюда, если он именно такой человек, каким я его себе представляю».
— Да, это приведет меня к ней, — заметил Холмс. — Очень хорошо, м-сс Мэррилоу. Мне хотелось бы немного побеседовать с д-ром Ватсоном. Около трех часов вы можете ожидать нас в вашем доме в Брикстоне.
Едва лишь наша посетительница проковыляла в выходную дверь — никакой другой глагол не может передать походку м-сс Мэррилоу, — как Шерлок Холмс с свирепой энергией набросился на груду книг по общим вопросам в углу комнаты.
Несколько минут слышалось только беспрестанное перелистывание страниц, а затем с удовлетворенным ворчанием он уткнулся в то, что искал. Он был так возбужден, что оставался сидеть на полу среди груди книг, скрестив свои ноги, словно какой-то Будда; одна из книг была раскрыта у него на коленях.
Оставался сидеть полу среди груды книг.
— Это происшествие и тогда еще меня занимало, Ватсон. Доказательство — вот эти заметки на полях. «Я признаюсь, что ничего не могу понять. Тем не менее убежден, что судья ошибся». У вас не осталось никакого воспоминания о трагедии Аббас-Парвы?
