Кремлевский визит Фюрера

документально зафиксировать наметившиеся де-факто новые отношения с Россией.

И поэтому у Сталина было давно заготовлено то ключевое слово, произнести которое перед Шуленбургом должен был Молотов…

Он его и произнес…

И слово это было «Пакт»…

Подвели ситуацию к этому немцы. Слово произнесли русские.

И оно было сразу же услышано и оценено в Берлине… Через день, 17 августа, Шуленбург встретился с советским наркомом вновь и радостно сообщил, что он получил хороший ответ из Берлина.

— Видно, в Берлине быстро работают, —удовлетворенно отметил посол.

— Я тоже имею ответ на ваши предложения, — не остался в долгу Молотов. — И должен предупредить, что товарищ Сталин в курсе дела и ответ согласован с ним.

Итак, мы считаем, что первым шагом должно быть заключение кредитно-торгового соглашения. Вторым же шагом может быть либо, как вы выражаетесь, — освежение договора 1926 года, либо — заключение договора о ненападении плюс протокол по вопросам внешней политики…

Искренне приверженный идее дружбы с Россией, Шуленбург расцветал… А Молотов ему настроения и еще подбавил:

— Относительно вопроса о приезде господина Риббентропа… Мы ценим постановку его германским правительством. Своим предложением послать в Москву видного политического деятеля оно подчеркивает серьезность своих намерений. Это не то, что англичане, которые прислали к нам второстепенного чиновника Стрэнга… Однако…

Тут даже невозмутимый Молотов сделал чуть виноватую паузу и продолжил:

— Однако нам необходимо время для проведения подготовки, и мы не хотели бы сразу поднимать много шума… Нельзя ли не поднимать много шума?

Но у Гитлера, которому надо было в сухие дни — до сезона дождей — решить проблемы с Польшей, времени не было. И уже поэтому вопрос о Пакте стал вопросом нескольких суток.

Гитлер был готов прислать Риббентропа в Москву прямо 18 августа (и даже почти собрался отправиться туда сам!), но даже 19 августа Сталин еще колебался.

А Берлин нажимал, и утром 19-го — это была суббота, Шуленбург получил инструкцию добиться «немедленной встречи с господином Молотовым».

В два часа дня он — уже в который раз за эти дни — извинялся перед Молотовым за настойчивость.

— Но срочность дела требует этого, — пояснил он.

— Ничего, когда дело требует, не стоит его откладывать, — ответил нарком иностранных дел.

И русский с немцем вновь принялись уточнять пункты и формулы будущего пакта.

Шуленбург и переводивший его Хильгер покинули кабинет Молотова в три часа дня.

А через полчаса в германское посольство позволили из НКИДа и попросили Шуленбурга вновь приехать к Молотову в полпятого…

И в 16.30 посол услышал от Молотова:

— Я проинформировал правительство и сообщаю, что мы считаем, что господин Риббентроп мог бы приехать в Москву числа 26—27-го после опубликования торгового соглашения…

ПЕРЕВАЛ уже был близок… И в тот же день, а точнее — ночь, два уставших от последних согласований человека— доктор Шнурре и наш торгпред Евгений Бабарин подписали уже ранее парафированное кредитное соглашение.

Пункт первый его гласил:

«Правительство Союза Советских Социалистических Республик сделает распоряжение, чтобы торговое представительство СССР в Германии или же импортные организации СССР передали германским фирмам добавочные заказы на сумму в 200 миллионов германских марок».

А вот и пункт второй:

«Предмет добавочных заказов составляют исключительно поставки для инвестиционных целей, т. е. преимущественно:

устройство фабрик и заводов,

установки,

оборудование,

машины и станки всякого рода,

аппаратостроение,

оборудование для нефтяной промышленности,

оборудование для химической промышленности,

изделия электротехнической промышленности,

суда, средства передвижения и транспорта,

измерительные приборы, оборудование лабораторий».

Список этот более чем красноречив…

Но это было не все! К соглашению прилагались списки «А» и «Б» «отдельных видов оборудования, подлежащих поставке германскими фирмами» за кредит и выручки от советского экспорта в рейх.

Из этих обширных списков я приведу — и то частично! —лишь статью некоторые «машины и станки всякого рода»:

«Специальные машины для железных дорог. Тяжелые карусельные станки диаметром от 2500 мм. Строгальные станки шириной строгания в 2000 мм и выше. Шлифовальные станки весом свыше 10 тыс. килограмм. Токарно-лобовые станки с диаметром планшайбы от 1500 мм. Станки глубокого сверления с диаметром сверления свыше 100 мм. Зуборезные станки для шестерен диаметром свыше 1500 мм».

Были в списке еще и «большие гидравлические пресса; краны: мостовые, кузнечные, поворотные, плавучие» и «прокатные станы: проволочные, листовые и для тонкого листового железа»…

Были «компрессоры: воздушные, водородные, газовые и пр.» , и «различное специальное оборудование для сернокислотных, пороховых и др. химических фабрик», и «плавучие судоремонтные мастерские», и «турбины с генераторами от 2,5 до 12 тыс. киловатт», и «дизельные моторы мощностью от 600 до 1200 лошадиных сил»…

Были даже «некоторые предметы вооружения — на сумму в 28,1 млн. герм. марок».

К соглашению прилагался и список «В» «товаров, подлежащих поставке из СССР» на сумму в 180 миллионов марок.

Мы обязывались поставить немцам на 22 миллиона кормовые хлеба, на 74 миллиона — лес, на 15 миллионов — хлопка и хлопковых отходов, на 13 миллионов — фосфаты, на 9 миллионов — мехов и пушнины, на 2 миллиона — платины, почти на 4 миллиона — марганцевой руды и даже на полтора миллиона — «тополевое и осиновое дерево для производства спичек».

А вообще-то в списке было много чего еще — вплоть до необработанного и обработанного конского волоса, рыбьего пузыря, пуха и перьев…

ВЕСНОЙ Молотов говорил о политической базе экономического сотрудничества. Но в реальности все соединилось в одно — кредитно-торговое соглашение немного опередило соглашение политическое. Но — лишь на четыре дня.

С наследием Литвинова было наконец-то покончено. И 21 августа миссиям Дракса и Думенка предложили собирать чемоданы.

Банкир (и по совместительству— политикан) из группы Черчилля Леопольд Эмери позднее писал: «22 августа маршал Ворошилов заявил миссиям западных держав, что России надоело смотреть, как союзники без конца топчутся вокруг да около, и потому она вступает в соглашение иного рода. В тот же день мир узнал, что Германия и Россия заключили пакт о ненападении…»

Что ж, хоть раз Эмери, описывая позицию СССР, возвысился — пусть и перевирая немного даты—до