оборот ни приняли дела Жермены, я уеду и увижусь с ней не прежде, чем устрою свою жизнь. Итак, при первой же возможности увидеться с Амелией, но не отдаваться склонности к ней настолько, чтобы вновь навлечь на себя гнев Жермены; дотянуть до возвращения Эжена, а затем, какие бы вести он ни привез, уехать на неделю в Эрбаж, уехать во что бы то ни стало, пусть даже не простившись. И лишь после этого выбрать наиболее уместный способ действий: либо хоть отчасти посвятить Амелию в мои планы, либо оставить все в нынешней неопределенности.
№ 28. — 17 марта
Самое прочное, самое неизменное…
<Далее несколько страниц из рукописи вырваны>
№ 29
<Начало фрагмента в рукописи отсутствует>
… свою кочевую жизнь в разных странах Европы, в то время когда, получив возможность распоряжаться собой, она полагает невозможным выйти за меня. Все это не имеет ни малейшего смысла; она может сколько угодно объяснять мое стремление к супружеству страхом изгнания, сколько угодно обвинять меня в том, что, не желая следовать за нею в странствиях по Германии и Италии, я бросаю ее в несчастье и предаю узы дружбы. Уединение и покой послужат исчерпывающим ответом на эти обвинения, а когда она немного успокоится, их опровергнет собственное ее сердце.
№ 30. — 21 марта
Прав я или не прав? Я снова подумываю об Амелии. Это не бог весть что, но душа у нее добрая. Как недавно сказала мне одна особа, причем особа, к Амелии не расположенная, глупость в ней разбавлена толикой ума. Это десятилетний ребенок, но такой ребенок, которому можно дать образование. Не думаю, чтобы в ней было много чувствительности, но к мужу она привяжется; вообще она так одинока, так слаба, что подчинить ее будет легче легкого. Она лишена кокетства; она прогнала г-на де Фавержа по первому моему требованию; если со мною она держится скованно, то виной тому собственная моя нерешительность. Связь моя с Жерменой ни для кого не тайна; я то и дело иду на попятный — все это не может не пугать Амелию. Родные вовсе не стремятся выдать ее замуж. Они аристократы и не одобряют мои убеждения; старинные предрассудки не мешают им принимать меня, но мешают увидеть во мне достойного жениха. Поэтому Амелии поневоле приходится держать себя так, а не иначе. Мне было бы приятнее, если бы она увлеклась мною настолько, чтобы ослушаться родных, но, принимая во внимание мою сдержанность и нерешительность, рассчитывать на это я не вправе. Она сказала, что общество мое ей чрезвычайно приятно. Приди долг на помощь склонности, она легко привязалась бы ко мне еще сильнее. Впрочем, откладываю все до возвращения из Франции.
№ 31. — 10 апреля
Я уехал. Десять дней я не виделся с Амелией. Ее образ почти изгладился из моей памяти. Скоро я окажусь среди людей и предметов, которые некогда волновали мою душу куда сильнее, и уже ощущаю притяжение этой на время покинутой сферы. Неделю я провел наедине с Жерменой. Сколько обаяния! Сколько страсти! Сколько самоотверженности! Сколько ума! Но могу ли я и дальше оставаться под игом, которое порою причиняет мне такие жестокие страдания? Женюсь я на Амелии или нет, разве могу я и дальше жить так, как теперь? Конечно нет. Я не отказался от своего намерения. Я хочу сохранить дружбу с Жерменой, хочу служить ей, способствовать ее счастью, но следовать за ней повсюду и во всем от нее зависеть я больше не могу. Мне потребна жизнь уравновешенная и спокойная. Я еду в деревню. Я должен жить там, если там меня оставят в покое. В противном случае я отправлюсь путешествовать, а недоброжелательное отношение ко мне со стороны властей окажется превосходным предлогом для расставания с Жерменой: она не должна разделить мою судьбу и страдать из-за меня, скажу я ей.
