С чистой рыси почти на иноходь
Перекинулась для чего?
Продолжаешь пороть горячку,
В страх кидаешь меня и в дрожь,
За проскачкой даешь проскачку
И не знаешь, куда несешь...
Перепуганы все родные,
И сочувствуют нам друзья.
Ты одумайся, аритмия,
Ты их выслушай. Так нельзя.
Опасаются: мне не выехать…
Но не зря ли тебя кляну,
Потому как любая иноходь
Веселей, чем ни тпру ни ну.
1988
* * *
Изящно, легко и галантно!
Ну что же — и дальше пиши.
Отмерено вдоволь таланта,
Недодано только души.
И полного нет разворота,
И самая малость тепла.
Ну что ж — это не для народа,
Тут важно, чтоб горстка прочла.
А все же хватает таланта
И всем ты, ей-богу, хорош.
Да только пуанты, пуанты,
Пуанты заместо подошв.
Но тем, кто читает усердно
И учит тебя наизусть,
Твои мельтешенья по сердцу
И мил микромир получувств,
Где нету свинцового неба
И вихря и черной воды,
Где нет всероссийского гнева,
Предвестия общей беды.
1964 или 1965
МАРОСЕЙКА
К счастью, наверно, а не на беду,
В прошлое нету лазейки...
Через полвека с довеском иду
Вечером по Маросейке.
И не припомню, со мной — не со мной
Все сверхпрошедшее было...
А Маросейка военной зимой
Выглядела уныло.
Хоть убирали на улице снег,
Еле тащились трамваи,
Утром и вечером чуть не у всех
Пуговицы обрывая.
Тощий, в обноски отцовы одет —
Нищего быта гримаса, —
Был я подростком пятнадцати лет,
Словом, ни рыба, ни мясо...
И пронеслись за какой-нибудь миг
Эти с лихвою полвека!..
И Маросейкой спасаюсь от них,
Тяжко дыша, как от бега.
Мало чего мне уже по плечу,
Но перед самым погостом
Что-то шепчу и чего-то мычу,
Как ошалелый подросток.
ИСТОРИЯ
Казалось: вот-вот
Добьет англичан —
И родина спасена!
Но именно тот,
Кто всех обличал,
Решил: пусть умрет она.
С вершины судьбы
На самое дно
Свела ее колея...
Сердиты попы,
И черным-черно
Предательство короля.
