Или он изгой, проклятье мира,
И с ним рядом петля и поллитра?
Выскажусь, предтечам не переча.
Он — дитя не лиры, не гитары,
Не молитвы. Он лишь точка встречи
С тем, что никогда не прилетало.
2001
НЕЗАДАЧА
Кто не мастер — несчастен
И удачи лишен.
К жизни он непричастен,
От нее отрешен.
Неспокойно, негордо
Ходит он по земле,
Потому что при ком-то,
А не сам по себе.
А уж бед и напастей
Нипочем не избыть,
Как возжаждет немастер
Вдруг за мастера слыть...
Не от той ли причины
Полпланеты встрясло?!
А ведь все получил бы,
Возлюбя ремесло,—
Трезвость веры и мысли,
Повседневную высь.
И бессмертье при жизни,
И посмертную жизнь.
Только жаждет он снова
Не добра, а вранья,
И рыдает в нем злоба,
Как мотор без ремня.
1968
ВЯЗАЛЬЩИЦА
Кто она — черту известно.
Взор из-под челки сердит.
Вечно напротив подъезда
С вечной работой сидит.
Выйду — посмотрит подробно,
Строчку заполнит крючком,
И отчего-то под ребра
Вновь саданет холодком.
Бред?
Несусветная дикость?
Полный в мозгу кавардак?..
Что ж мне мерещится Диккенс —
«Повесть о двух городах»?
(В Сент-Антуанском предместье
Тоже плела приговор,
Тоже вязала из шерсти
Сводки на сотню голов.
Злобной волчицей рычала —
Сгинула, точно овца...
Кто подстрекает начало,
Плачет еще до конца...)
Так что с вязаньем помедли,
Яростный взгляд опусти
И погребальные петли
Ради себя распусти.
Вяжет...
А жизнь по привычке
Ладит нехитрый уют.
Мимо бегут электрички,
Дети и птицы поют.
И о районе не скажешь,
Будто похож на Париж...
Что ж ты все вяжешь и вяжешь,
Что исподлобья глядишь?
1968
ЖИВОПИСЬ
Лето в городе Гороховце,
Белое и рыже-золотое,
Все в полдневной солнечной пыльце,
Все помолодевшее от зноя.
