Сосны загораживают свет,
И темнеет в восемь...
Впрочем, у меня претензий нет
Ни к одной из сосен.
В сумерках деревьев красота
Даже величава,
Хоть открыта мне не высота,
А ее начало.
Солнца я не вижу, не узрю
Даже неба просинь.
И хоть лето по календарю,
В комнатенке осень.
Ничего, пришпорю явь и сны,
Вылезу из мрака...
Только как забыть, что из сосны
Сделана бумага?
И растут во мне восторг и стыд,
Назревает сшибка,
И, как дятел молодой, стучит
Старая машинка.
1986
* * *
Среди рокового разгула,
Который пронесся не мимо,
А вихрем кружит по стране,
Я все повторяю Катулла,
Поэта погибшего Рима,
И два его чувства во мне.
Когда демократия денег —
Никчемны другие права,
Теперь и для самых идейных
Они как трава, трын-трава...
Распад, и раскол, и разброд,
И каждый истошно орет:
«Даешь возрожденье России!..»
Да вот непонятно какой...
Похоже, с сумой и клюкой
От шоковой сверхтерапии.
Не знаю, что станется с нами:
Навряд ли спасти доходяг
Сумеют трехцветное знамя
И птаха о двух головах.
Хотя в эти дни занесен
Из малопристойных времен,
Я все-таки весь не оттуда,
И скорбные строки свои
О ненависти и любви
Шепчу наподобье Катулла...
БЕЗБОЖИЕ
Стали истины ложны —
Что же делать старью?
Я последний безбожник
И на этом стою.
Если челюсти стисну,
Сбить меня не пустяк:
Черный хмель атеизма
И в крови, и в костях.
Чести-совести ради
Думал жить, не греша —
Всё равно с благодатью
Разминулась душа.
Но стиха ни в какую
Не сменю на псалом
И свое докукую
На пределе земном.
...От основ непреложных
Отошли времена.
Я последний безбожник,
Не жалейте меня.
1986
В БОЛЬНИЦЕ
I
