каждого соития? Становились другими? Хотя… Может быть, они вновь и вновь стремились пережить ощущения, возникающие при слиянии друг с другом? При их слабом духе у них должна была быть развита чувственность, раз биологически они были похожи на нас.
— Я никогда не задумывался, и ни за что не стану этого делать, бывают ли при Завершении какие–то ощущения, и что это за ощущения. Чувственные же особи – Ваша епархия, а мое дело – факты. Но у Вас ведь есть ко мне что–то еще?
— Вы не верите в Великого Духа? Ходят слухи, что среди Мыслящих это не редкость.
— Я верю в факты, а Великий Дух не годится даже в гипотезы. Научная гипотеза должна заключать в себе условия для ее проверки опытными данными, а существование Великого Духа нельзя ни доказать, ни опровергнуть научно. Вера в него может быть только чистой верой. И Духовники правильно делают, что пресекают дискуссии непосвященных по этому поводу.
— Почему? Ведь свобода мышления…
— Если бывает полная свобода хоть в чем–то, то почему Повинные – Повинные, и чем Вы тогда занимаетесь? Я допускаю, что Великий Дух все же есть. И что мы когда–то, избавившись от бренной телесной оболочки, приобщимся в чему–то неизъяснимо–прекрасному и будем пребывать в вечном блаженстве. Но… Смотрите, хубза расцвела… Здесь ее естественные места произрастания, и ее жизненный цикл не сбивается, как в ботанических садах… И я не сбиваю Вас с толку и не увожу разговор в сторону… К утру цветок завянет, а к вечеру следующего дня засохнет и все растение. Остатки частью подъест местная мелкая живность, прочее высохнет и рассыплется в пыль. Природа, особенно при острой нехватке ресурсов, соблюдает известную экономию…
— А теперь представьте себе, что все клеточки этого мощного корня, протянувшегося вглубь на несколько саженей и улавливающего еле заметные частицы влаги, этого коренастого стволика, способного выдержать пронзительную зимнюю стужу и секущий ветер, этих плотных листьев, и в зной и в пыльную бурю обеспечивающих жизнедеятельность всего растения, наконец, этого прекрасного, изящного цветка – разумны! Тогда они не могут не понимать, что образуемый ими организм – совершенен и есть вершина в своей линии развития. Но кто и как в таком случае сможет объяснить им всем, что их удел, при несомненном личном совершенстве каждого и слаженной общей организации – быть всего лишь своего рода питательной средой для щепотки невзрачных семян, из которых смогут попасть в подходящее место и прорасти всего лишь одно–два, а то и ни одного?
— И потом, в пустыне ведь не только безобидные существа обитают. У меня в прошлом году двое рабочих погибли, наткнувшись на едучий цепень. Вот эта Ваша – простите, теперь уж моя головная боль – соблазнительница… Я уже и сам убедился, что ее дух необычайно тонок, чуток и в то же время силен. Откуда тогда и как следует, что мы с Вами достойнее Великого Духа, чем она?
— Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что если Великий Дух все же существует и управляет природой, то делает он это по–своему, а спрашивать нас или нет – на то уж его великая воля. Если вдруг россказни об энергетических вампирах окажутся правдой, то, с научной точки зрения, они – предвестники Слияния. Все равно, поодиночке или в виде коллективного разума.
— Н–да, вот теперь я точно не жалею, что не подался в Мыслящие… Пусть моя работа неприятна и презренна, но она приносит ощутимую пользу обществу. А наука…
— Наука аморальна, друг мой. Как и таблица умножения. Вот Ваши подопечные не аморальны. Напротив, им присуща очень строгая мораль. Только она у них не такая, как у нас. Возможно, рост числа Повинных есть как раз следствие упадка всеобщей морали… А наука – совершенно безнравственна. Что, разумеется, не касается ученых в обычной жизни. Но, извините, беседа наша затянулась, я утомлен, а завтра рано вставать, и хлопот полно будет.
— И нам пора уже трогаться в путь. Извините и Вы меня. Беседа с Вами была очень содержательной.
— Я у Вас тоже кое–чего полезного почерпнул. Счастливого пути.
— Спокойной ночи.
Идея использовать Повинных оказалась на редкость удачной. Вопреки опасениям скептиков, они, поколобродив немного, скоро вполне втянулись в экспедиционную жизнь, увлеклись работой и оправдали возлагавшиеся на них надежды с избытком. А соблазнительница проявила вообще исключительные способности. По одному найденному фрагменту отыскивала следующий, потом еще, и предъявляла к восприятию специалистами уже довольно большие и связные куски мозаики, что снимало с них добрую часть скучной работы по сортировке и систематизации. Сама же она, похоже, воспринимала свои достижения как должное, без видимых признаков интеллектуального и духовного истощения. Вела она себя также вполне прилично, полностью отдавшись работе и не пытаясь никого заморочить, так что и относились к ней уважительно; никто уже и не вспоминал, что она – Повинная.
Мыслитель про себя решил: если она до конца сезона не сорвется, он не только рекомендует ее к полному прощению, но и предложит поступить к нему в ученицы. Таким, как у нее, способностям, грех пропадать даром, и в истории известны случаи, когда в Мыслящие выходили из Повинных. Мятежный дух и острый ум могут быть обращены и к добру, и ко злу, все зависит от обстоятельств жизни…
Лето едва перевалило за середину, а местонахождение было полностью разработано. Материала же было выявлено столько, что хватало не только Мыслителю на Мудреца, но и двум–трем Сотрудникам на повышение степени, а то и на получение сана. Тогда перебрались на другое местонахождение, оказавшееся, впрочем, ничтожным. Его разработали буквально за неделю, и экспедицию пришлось переводить на следующее, в один и тот же полевой сезон! Небывалый в археологии случай.
На карте плотности духовного потенциала эта площадка значилась как весьма сомнительная, и на ней решили покопаться просто для очистки совести, лишь бы израсходовать полностью сезонную смету да рабочим отработать положенный по договору срок. Фактически, это было оплаченным отдыхом в награду за отличную работу – условия здесь, для привычных к жаре, сухости и опасностям археологов, были просто райскими.
Невдалеке, на севере, вздымался горный хребет, за которым начинались места обжитые – влажная и плодородная, густонаселенная приморская низменность. В трех сотнях саженей от лагеря пролегала не очень оживленная, но проезжая дорога с маленьким, утопавшим в садах поселением по ту ее сторону, где было несколько ключевых прудов, базарчик из полудюжины лавок, харчевня и даже небольшой иллюзорий, в расчете на проезжающих. А в четверти перехода к востоку дорога проходила по мосту над стекавшей с гор рекой. Далее к югу вся ее вода терялась в песках, но здесь долина тянулась зеленой лентой, а сама река изобиловала пригодными для купания заводями. Это вызвало даже некоторое недовольство среди высших из Сотрудников – все бассейны были до того хороши, что никак не удавалось распределить их по ранжиру сообразно качествам каждого. Но дальше невнятного бурчания про себя дело не пошло, а на духовности почти никак не отразилось. Ничуть не удивительно – экспедиция прошла с небывалым подъемом и общий дух был спаян, силен и положителен, как никогда.
Правда, неприятный сюрприз преподнесли двое из Повинных – расслабившись в относительном комфорте, они взялись за прежнее, и пуще, чем было. Их пришлось отправить обратно в Места Содержания, и с ними, что очень огорчило и даже потрясло Мыслителя – одного из, казалось бы, проверенных Рабочих, поддавшегося их дурному влиянию. Но в целом и исправительный опыт экспедиции оказался удачным – пятерых Повинных никто уже не считал Повинными, дело оставалось за формальной рекомендацией по окончании календарного срока работ. Остальные же сами согласились, что смягчение им наказания до наименьшего будет и уместным, и справедливым.
Особенно радовала Соблазнительница. К ней такое определение так и прилипло в качестве личного идентификатора, но употребляли его беззлобно и с юмором. Ведь по сути она теперь стала прилежной труженицей. Даже сейчас, когда все прочие, побродив для проформы по площадке, отправлялись кто в поселок, кто на реку, она проводила на рабочем месте все положенное время и даже сверх того, если погода благоприятствовала. И каждый раз что–то находила, определяла, сопоставляла – за время экспедиции она приобрела и простейшие навыки умственной работы. Где и как она получила необходимые для этого воспитание и образование – оставалось тайной; о своем происхождении и прошлом она никогда
